То, что построено лишь на физическом влечении, разваливается всегда, во всяком случае у таких, как я. Может быть, у других людей включается привычка, их объединяет общее прошлое, воспоминания, а потом и быт, и дети. Но в моем случае как только человек оказывался исчерпанным, так тут же делался и неинтересным. И всегда брошенным, если только не успевал бросить сам.
Мне кажется, те, кто поумнее, сбегали раньше. Они как будто чуяли, с кем имеют дело – и просто пропадали с горизонта событий. Оставались глупые и наивные, которых можно было обмануть, притворившись дурочкой, упростив себя до максимума, сыграв нужную роль. В ранней юности я так не умела, но это пришло как-то быстро, само собой, я просто поняла, что требовалось для того, чтобы к тебе сохраняли интерес. Главное было молчать и поменьше рассуждать о литературе.
Хлопать глазками, задавать дурацкие вопросы, смотреть с восторгом и восхищаться. Льстить я тоже научилась быстро, просто чувствовала, что надо сказать, чтобы понравиться, где смолчать, а где приоткрыться, какую информацию дать, а какую придержать при себе.