И Жданов не останавливается, и мне так хорошо, хорошо, я узнала истину, я узрела свет, это то самое обещанное, это земля обетованная – моя земля на твоих пальцах, все мое счастье в твоих руках.
– Становись на колени, – хриплым, чужим голосом говорит Жданов, когда меня перестает трясти.
– Нет, не так.
Я уже немного могу соображать.
– Не торопись.
Я приподнимаюсь, мокрая, распаленная, готовая продолжать, но желающая теперь и его немного помучить, продержать на той тонкой грани, на которой только что балансировала сама. Прижимаюсь губами к его губам, требовательно впускаю язык в его рот, а рукой забираюсь под футболку. Нахожу соски, царапаю их ногтями. Больно, милый? Хочешь?
Я тоже тебя хочу.
Но сегодня прелюдия не будет длиться долго. И торопливо, почти машинально я целую шею, потом грудь и живот… Меня интересует не это.
Провожу по выпуклости на брюках, удовлетворенно вздыхаю.
Вот что меня интересует.
Расстегиваю ремень (Жданов все же немного помогает мне, потому что мои руки дрожат и плохо слушаются), наклоняюсь над возбужденной плотью, в восторге вдыхаю мужской запах. Он сводит с ума, он заставляет забыть обо всем, но я не разрешаю себе отключиться. «Собралась, – холодно командует внутренний голос. – Надо постараться».
И я стараюсь, изо всех сил стараюсь. Жданов сейчас в моей власти, как только что я сама была в его. От меня зависит, как он кончит и когда, если я сейчас все прекращу, ему будет очень плохо, и осознание этого наполняет тяжелой радостью мое сердце.
Сейчас он мой – абсолютно. До дна.
– Осторожнее, ты слишком хорошо это делаешь, я могу не сдержаться, – предупреждает Жданов.
– Тогда на коленки? – чуть отвлекаюсь я.
– Давай…
И я разворачиваюсь спиной, а проще сказать, задницей, и чувствую, как Жданов входит в меня – и снова все исчезает, все растворяется, только тяжесть моего тела на локтях, мои выпростанные соски, трущиеся о старое покрывало, и Жданов сзади меня. Жданов, Жданов, Жданов…
Мой, только мой, больше ничей.
Я чувствую, что Жданов скоро кончит, и инстинктивно подмахиваю, стремясь помочь, ускорить финал. Сжимаюсь так сильно, как только могу. Не сдерживаю рвущиеся наружу стоны. И наконец ощущаю, что все, действительно все, и это так хорошо, хорошо… Так правильно.
Жданов выходит из меня, и я несколько раз вздрагиваю крупной, странной дрожью, и он прижимает меня к себе, и ласково целует в лоб. И я утыкаюсь ему носом куда-то в подмышку, не в силах расстаться с ним и его запахом, и плачу…