Судорожно сглотнула и моргнула. Живая фантазия стала подсовывать картинки, где я, распростертая на сером каменном, холодном полу молю о пощаде, а директор академии магией, исходящей из его рук, вытягивает из меня последние капли жизни. Картинка меняется, и я уже вишу (или висю) на цепях и опять из меня господин ди Рив вытягивает все соки. А вот еще … Фантазия разбушевалась, но вернул меня к реальной жизни голос отца:
– … Утренней каретой выезжаем, – закончил свою, надо думать, проникновенную речь родитель.
– Куда? – честно удивилась я.
– В твою академию, – не менее удивленно пояснил отец.
– Зачем? – после бессонной ночи и длинного дня никак не могла сообразить, какой ожидает новый катаклизм.
– Чтобы с директором поговорить, – пояснил папа. – Ты не слушала, что ли? – возмутился он.
– Слушала, – вяло опровергла справедливое обвинение.
– Я и вижу. Слушала она. Все! Собирай вещи, мы выезжаем! – стукнул по столу ладонью отец, и я сразу проснулась.
В моменты, когда моей свободе хоть что-то угрожает, я мобилизуюсь быстро, и мозг иногда правильно включается.
– Папа! – остановила я поднимающегося родителя со стула. – Я сама пойду к директору!
– И все ему расскажешь? – подозрительно спросил родитель, увы, хорошо меня знавший.
– Расскажу! – шлепнула ладонью по крышке стола.
Звук получился не такой солидный, как у отца. Опыта у него больше. Все же двух дочерей растил, да и ладонь шире. Хотя первый пункт мне казался ближе к истине. Отец послушал колебания от моего хилого шлепка и потребовал:
– Поклянись!
Приплыли!
– Ты родной дочери не веришь? – возмутилась я.
– Клянись своей магией или как там у вас принято? Печатью? – Ух, какая осведомленность! Я была восхищена и на долю мгновения замерла, чем воспользовался мой отец. – Или мне с тобой выезжать?
Угроза прозвучала реальной.
– Клянусь! Что расскажу директору академии ди Риву о своем браке и попрошу помощи в розыске мужа! – произнесла торжественные слова, и магия обвила мои кисти рук.
Магическая печать обещания не позволит смухлевать.
«Только срок я не указала в клятве» – с облегчение произнесла про себя.
Поблажку никто не дал. Отец настолько боялся потерять завидного жениха в лице сына мэра нашего города, что мои вещи, распакованные наполовину, были самолично засунуты отцом в дорожные сумки. Родитель за руку отволок на постоялый двор и впихнул в дорожную карету в сторону моей дорогой академии.