[6] моей лавки. Иди в «Румбо», сказал я, к Старушке Несс, к Пряхам, в питейные заведения Хокли-в-яме, в «Козу» на Лонг-лейн, в «Собаку» на Флит-стрит, в «Арапа» на Ньютенхауз-лейн, пей (но умеренно), угощай (но не слишком щедро) всех, кого там встретишь, добудь знание суетное и возвращайся ко мне с тем, что нанюхаешь. Через неделю приходит он и сообщает, что некий сыч ходит и ищет пропавшее хахорье. «Что он потерял?» – спрашиваю. «Ничего, – говорит, – а ищет пропавшее хахорье сыча, который сыграл в ящик десять годков назад». «Поди и узнай погоняло жмура, – говорю, – и живчика тоже». Ответ был: Роберт Гук и Даниель Уотерхауз соответственно. Он даже как-то показал мне вас, когда вы шли в свой свиной закут мимо моей лавки. Отсюда-то я вас и знаю.
Питер Хокстон выставил вперёд обе руки. Левой он держал за цепочку Гуковы часы, покачивая их, словно маятник, правую протягивал для знакомства. Даниель часы схватил жадно, руку пожал неохотно.
– У меня к вам вопрос, доктор, – сказал Сатурн, стискивая его ладонь.
– Да?
– Я наводил справки и знаю, что вы натурфилософ. Хотел пригласить вас на огонёк.
– Должен ли я понимать, сэр, что вы поручили кому-то украсть мои часы?! – Даниель хотел попятиться, но рука Сатурна стиснула его ладонь, как удав, заглатывающий мышь.
– Должен ли я понимать, доктор, что вы умышленно прилипли к окну моей лавки?! – воскликнул Сатурн, в точности передразнивая интонацию Даниеля.
У того от возмущения отнялся язык. Сатурн невозмутимо продолжил:
– Философия есть стремление к мудрости, к вечным истинам. Однако вы отправились за океан, дабы основать Институт технологических искусств. А теперь чем-то похожим вы занимаетесь в Лондоне. Зачем, доктор? Вы могли бы жить так, как я мечтаю: сидеть сиднем и читать про вечные истины. И всё же я не могу прочесть главу из Платона без того, чтобы увидеть вас на моём окне, словно исполинский потёк птичьего дерьма. Зачем вы отвращаетесь от вечных истин ради суетного знания?
К собственному изумлению, Даниель знал ответ и выпалил его раньше, чем успел обдумать:
– Зачем пастор говорит в проповеди о вещах обыденных? Почему не зачитывает отрывки из великих богословов?
– Примеры из жизни иллюстрируют мысли, к которым он подводит, – сказал Сатурн. – А если б эти мысли не имели отношения к вещам обыденным, то никому бы не были нужны.