. Золото было похищено; долгим путём разбойники добрались вместе с ним до Индии, где почти всё оно попало в руки языческой царицы пиратов, чёрной, как сажа, и не имеющей понятия об истинной ценности своей добычи. На тамошних берегах Джек и его сообщники выстроили пиратский корабль. У неких голландских корабелов они позаимствовали мысль – отнюдь не ложную, ибо даже стоящие часы дважды в день показывают правильное время, – что, если корпус до ватерлинии обшить гладкими металлическими листами, он не будет обрастать ракушками и разрушаться древоточцами.
– Мысль вполне разумная, – заметил Даниель.
– Разумная, но самым чудным образом воплощённая! Ибо в своём расточительном тщеславии Джек велел обшить корабль золотом!
– Итак, рассказ французских моряков не фантастичен, – подытожил Даниель.
– Я бы сказал иначе: правдив при всей своей фантастичности! – отвечал Исаак.
– Знаете ли вы, где сейчас этот корабль? – спросил Даниель, пытаясь не выдать нервозности; он-то знал.
– Считается, что его назвали «Минервой». Неизвестно, правдивы ли эти сведения, и, даже если правдивы, проку от них мало: сотни кораблей носят такое имя. Однако я подозреваю, что он по-прежнему бороздит моря и время от времени заходит в Лондон, где между Джеком-Монетчиком и владельцами корабля происходит некий обмен. Золотые листы извлекают из трюма – поскольку, без всяких сомнений, их сняли и заменили медными много лет назад, наверное, где-нибудь в Карибской бухте – и передают Джеку, а тот чеканит из них превосходнейшие гинеи, которыми отравляет денежную систему её величества. Вот и весь рассказ о золоте Соломона, Даниель. Я надеялся, что вы найдёте его занятным. Почему у вас такой рассеянный вид?
– Меня удивило, что цель всей вашей жизни в руках у человека, которого вы назвали своей Немезидой.
– Моей Немезидой в том, что касается Монетного двора. В прочих областях у меня иные недруги, – напомнил Исаак.
– Это несущественно. Почему золото царя Соломона хранится не в Севилье, не в Ватикане, не в Запретном Городе Пекина? Почему оно во власти Джека-Монетчика – того самого, которого вы более всего хотели бы видеть на Тайбернском эшафоте?
– Потому что оно тяжелее обычного и тем ценно для фальшивомонетчика.
– Оно куда ценней для алхимика. Как по-вашему, известно ли это Джеку, и знает ли он, что вы, Исаак, алхимик?