– Ну надо же! Пират-француз, научивший его этому трюку, наверняка был человек образованный! – восхитился Титул. Лицо у него стало такое, будто он задумался. Даниель за свои почти семьдесят лет научился не ждать много от людей, делающих такое лицо, поскольку мышление – процесс, который должен происходить непрерывно. – Казалось бы, нет смысла вести разговор с человеком, не понимающим собственных слов. Однако он описал вчерашнюю погоду лучше, чем это удалось бы мне! Наверное, я даже использую его слова в завтрашней статье! – Снова задумчивый вид. – Если он способен описать другие свои впечатления – например, тет-а-тет с герцогиней – так же чётко, моё интервью заметно упростится! Я-то думал, что мы будем говорить на языке жестов и фырканья! – И Титул похлопал по записной книжке в заднем кармане панталон.
– Полагаю, когда кто-либо говорит абстрактно – то есть в большинстве случаев, – он на самом деле осуществляет взаимодействие с неким образом, существующим у него в голове, – сказал Даппа. – Например, вчерашней погоды сейчас с нами нет. Я не ощущаю кожей вчерашний дождь, не вижу глазами вчерашних звёзд. Когда я описываю их вам (на французском или на каком-либо другом языке), я на самом деле вступаю во внутренний диалог с образом, хранящимся у меня в мозгу. Образ этот я могу затребовать, как герцог может приказать, чтобы ему принесли из мансарды ту или иную картину, и, созерцая мысленным взором, описать в любых подробностях.
– Прекрасно, что ты можешь вытащить и описать всё, что хранится в твоей мансарде, – сказал Титул. – Поэтому я могу спросить, как выглядела сегодня герцогиня Йглмская, и доверять твоему ответу. Однако, поскольку ты не понимал разговора, который вёл с ней, как не понимаешь сейчас нашего, любые твои суждения о том, что произошло в Лестер-хаузе, будут далеки от истины. – Он говорил сбивчиво, не зная, как общаться с человеком, не разумеющим собственных слов.
Воспользовавшись короткой паузой, Даниель спросил:
– Как может он судить о том, чего не понимает?
Титул снова растерялся. Повисло неловкое молчание.
– Я сошлюсь на труды Спинозы, – сказал Даппа, – написавшего в своей «Этике» (хотя для меня, конечно, это всё – пустой набор звуков): «Порядок и связь идей таковы же, как порядок и связь вещей». Это означает, что если две вещи – назовём их А и Б – неким образом соотносятся, как, например, парик милорда Регби и голова милорда Регби, и в мозгу у меня существует идея парика милорда Регби, назовём её альфа, и головы милорда Регби, назовём её бета, то соотношение между альфой и бетой такое же, как между А и Б. И благодаря этому свойству разума я могу выстроить в мозгу вселенную идей, которые будут соотноситься между собой так же, как вещи, им соответствующие; и вот я создаю целый микрокосм, ни бельмеса в нём не понимая. Некоторые идеи – впечатления, доставляемые органами чувств, как вчерашняя погода. Другие могут быть абстрактными понятиями религии, математики, философии или чего угодно – мне это, разумеется, невдомёк, поскольку для меня они – бессвязный набор галлюцинаций. Однако все они – идеи, а следовательно, обладают единой природой, все смешаны и переплавлены в одном тигле, и я могу рассуждать о теореме Пифагора или об Утрехтском мире не хуже, чем о вчерашней погоде. Для меня они ничто – как и вы, милорд Регби.