– Я, как вы просили, послал возчика в Крейн-корт, забрать, что вы там приготовили. Он встретит нас у церкви Святого Стефана Уолбрукского и дальше в вашем распоряжении на весь день.
– Я ваш должник.
– Ничуть. Можно спросить, что там такое?
– Хлам с чердака. Дар нашим собратьям в Санкт-Петербурге.
– В таком случае я ваш должник. Учитывая род моих занятий, представляете, какой скандал бы приключился, рухни Крейн-корт под тяжестью жуков?
– Будем считать, что мы квиты.
– Неужто вы перебрали всё?
– На самом деле я искал то, что осталось от Гука.
– О! Там вы ничего не найдёте. Сэр Исаак.
– Гук и Ньютон – два самых трудных человека, с которыми мне когда-либо доводилось иметь дело.
– Флемстид принадлежит к тому же пантеону.
– Гук считал, что Ньютон украл его идеи.
– Да. Он мне говорил.
– Ньютон находил подобные обвинения оскорбительными. Наследие Гука будет свидетельствовать в пользу Гука – значит, на свалку этот хлам! Однако Гук, не менее упрямый, чем Ньютон, наверняка всё предусмотрел и спрятал самое ценное там, куда Ньютону не добраться.
Рен нёс свои восемьдесят и один год, как арка – вес многотонной каменной кладки. С юных лет он обнаружил редкие способности к математике и механике. Ему более других досталось той ртути, что якобы била из земли во времена Кромвеля. Его собратья по первым годам Королевского общества давно одряхлели телом и душой, но только не Рен, который преобразился из юноши-эльфа в ангела, лишь ненадолго побыв плотским существом. Он носил высокий серебристый парик и светлое платье с воздушным кружевом на вороте и манжетах; лицо его сохранилось на удивление хорошо. Возраст проглядывал преимущественно в ямочках на щеках, которые превратились в глубокие складки, и в истончившейся коже век – розовой и одрябшей. Однако даже это придавало ему умиротворённый и чуть насмешливо-удивлённый вид. Теперь Даниель понимал, что мудрость была в числе даров, которыми Господь наделил юного Рена, и именно мудрость понудила его заняться архитектурой, областью, в которой дела говорят сами за себя и в которой необходимо годами поддерживать хорошие отношения с большим количеством людей. Другие не сразу увидели мудрость Рена; тогда, пятьдесят лет назад, многие (в том числе сам Даниель) поговаривали, что чудо-юноша губит свои дарования, подавшись в строительство. Однако время доказало правоту Рена. Даниель, который в эти полстолетия тоже принимал решения – мудрые и не очень, – не чувствовал сейчас ни зависти, ни сожалений, только восхищённое любопытство, когда карета выехала с Ладгейт-стрит и Рен, раздвинув занавески, взглянул на собор Святого Павла, словно пастух, обозревающий своё стадо.