Илона, спасибо, что ты есть. Без сарказма. Без тебя тебя бы лепили из меня. Мучили бы тем, что я не могу и не хочу. Как из Машки в моём классе гения делали: пять репетиторов в день, мозги набекрень от усталости, а в итоге – всё равно в школе тройки, потому что ничего из этих пыток не запоминается. Одна в семье, а в моей-то есть ребёнок для престижа, и это, к счастью, не я. Мне не покупали новую дорогую одежду, которая неудобная и за которую ругают. Не мучили диетами и не заставляли влезать в мамино платье с выпускного.
Солидные женщины говорили про меня: "Обычно уже в начальной школе ребёнок перестаёт радоваться, что родителям всё равно, что уроки не проверяют и за отметки не ругают. Начинает понимать, что о его будущем не думают, не вкладываются, не заставляют. И что он отличается от других в худшую сторону: одет не так красиво, не видит фрукты, не получает пятёрки за домашнее задание с родителями. Что он не нужен! Странно, что Ира до этого не дошла". Как будто у меня есть выбор! Словно я, зараза такая, не хочу менять родителей. Или надо как соседка, взрослая тётка пятидесяти лет, ныть "почему я не дочь миллионера?"?
Но тут имелось в виду продолжение: "Ах, близнецы? Да, тут не сделаешь аборт. Тогда бы желанный ребёнок погиб". Как жаль, что меня не убили, действительно! Так в двадцать первом веке выглядит сочувствие? Новая этика – она такая. Тоталитарность в костюме демократии, диктатура всего плохого под видом свободы. Как всё это надоело. Когда закроется окно в Европу?
Моя двоюродная сестра Лида подошла ко мне:
– А почему Антон не покончил с собой? Ведь позор же, честь.
Лида, моя ровесница, училась в той же гимназии, на отлично, пела в профессиональном хоре. Её тоже мне ставили в пример, но она сама была вовсе не надменная.
– А почему должен? – не поняла я.
– Остаться жить после такого – трусость. Если даже не виновен, всё равно потом будет судимость, а это принадлежность к преступному миру.
– Апостолы отмотали не один год в местных аналогах Владимирского централа. А если бы мыслили вот так, мы бы сейчас поклонялись статуе императора и читать бы не умели. Бывает в целом неадекватное государство, как во времена языческих империй, бывают проблемы на местах, как случилось у меня. И что, не жить теперь? Имей в виду, Лида, смелость – она в умении преодолеть достойно, а не трусливо нанести себе повреждения.