В то же время Рафаэля никоим образом нельзя было отнести к категории тех, кого на языке ремесленников называют «душой компании». Он наоборот всегда был печален, задумчив, стремился к одиночеству, а в выходные и праздники избегал общества товарищей. Казалось бы, его грустная улыбка и благородные манеры могли оттолкнуть от себя наивных и простодушных кузнецов, которые его окружали. Но ничуть не бывало – в доме и в кузнице мэтра Гуаста-Карне все любили Рафаэля.
К тому же этот молодой человек был вежлив, никогда не искал ссор, был хорошим товарищем, всегда готов был помочь или оказать услугу и никогда не злоупотреблял своим мастерством фехтовальщика. В Милане его ставили в пример как образец сдержанности и скромности.
Как-то вечером, когда он как обычно возвращался домой, к нему привязался какой-то заезжий капитан ландскнехтов, искавший повод для драки. Он оскорбил молодого человека, под тем банальным предлогом, что тот насвистывал мотив, будивший в его памяти мрачные воспоминания.
Дуэль состоялась на следующий день, Рафаэль довольствовался тем, что уже после третьего выпада разоружил противника. Ландскнехт, которому этого было мало, хотел продолжить и вновь взял шпагу в руки.
– Вы опять за свое! – сказал ему Рафаэль. – Давайте на этом остановимся, поверьте мне на слово, так будет лучше. Если мы вновь скрестим шпаги, то я нанесу вам три раны – одну в руку, другую в плечо, третью в грудь.
Ландскнехт не желал ничего слышать и ученику Гуаста-Карне, чтобы выполнить свое обещание, понадобилось всего лишь три секунды. Он проткнул ему руку, затем плечо…
– На этот раз вы должны быть удовлетворены, – сказал он, – ведь убивать я вас не стану.
Он отбросил шпагу и ушел, таким образом немного охладив пыл капитана.
Рафаэль провел множество дуэлей. Заканчивались они всегда тем, что он никого не убивал, но при этом демонстрировал противнику, что мог бы сделать это без особого труда.
Так что в Милане этого молодого человека уважали не меньше, чем старого мэтра Гуаста-Карне, а его миролюбивая натура была столь широко известна, что его обычно выбирали в качестве секунданта.
Юные синьоры, бывавшие в оружейном зале, очень хотели стать его друзьями, но он держал их на расстоянии, как и сотоварищей, трудившихся бок о бок с ним в мастерских. Что руководило его поступками – презрение, гордыня, нелюдимость? Этого не смог бы сказать никто.