Первый день школы после каникул.
Я стояла у окна и смотрела, как оживает двор. Дети, наперебой болтая, спешили к воротам школы. Кто-то сиял от радости, обнимался с друзьями, хвастался новыми рюкзаками. А кто-то плёлся рядом с родителем, сгорбившись, с глазами на мокром месте – не желая отпускать лето.
Когда-то я была среди первых. Сегодня – определённо среди вторых. Но причина не в учёбе.
Прошло всего два месяца. Всего восемь недель, как не стало мамы. И ни один из этих дней я не прожила по-настоящему. Время с тех пор – как плотная вата. Всё кажется нереальным. И всё слишком тихо.
– Риалин! – голос тёти Мей прозвучал снизу, чуть торопливо, как всегда по утрам. – Ты можешь опоздать, спускайся скорей!
Я вздрогнула и посмотрела в зеркало. Из него на меня смотрела девочка, которая уже не была девочкой. Та же длинная кудрявая тёмная прядь, та же бледная кожа, но в зелёных глазах – что-то новое. Словно всё внутри подперло стекло изнутри, готовое треснуть от любого слова.
Я провела рукой по волосам, убрала лишние мысли и спустилась вниз.
На кухне, как и всегда, Мей пыталась накормить Алана.
– Ну хоть кусочек, Ал, ты же сдулся! Тебя ветром унесёт!
– Я вешу 170 фунтов, Мей. Меня уж точно не унесет – отозвался он, не поднимая глаз от тарелки.
Мой младший брат. Алану шестнадцать, но в последнее время он будто резко вырос – не только физически. Его взгляд стал другим. Сухим. Оборванным. Волосы тёмные, вечно растрёпанные, подбородок будто поджался от постоянного напряжения. Он всегда был любителем вкусно поесть, любил пиццу, сникерсы, мамины блины.. Сейчас ест только потому, что иначе Мей не отстанет.
Мей… Её невозможно не любить. Маленькая, быстрая, будто вечно в движении, с короткими рыжевато-каштановыми волосами и глазами, в которых всегда что-то не досказано. Она живёт с нами с тех пор, как не стало мамы – её младшей сестры. И хотя она делает всё, чтобы быть сильной ради нас, я знаю: она тоже не справляется.
Иногда я слышу, как она плачет ночами, тихо, почти беззвучно, так, чтобы мы с Аланом не услышали. Иногда она берёт мамин шарф, завязывает его на шее и ходит в нём целый день – будто это даёт ей силу.
Но днём она – буря. Завтрак, списки, кружки, уборка, списки снова. Она взяла на себя роль, к которой не готовилась. Она не просила быть нам мамой. Просто стала ею, потому что любила ту, кто нас родил.