Чувствуешь, Василиса, мертвый воздух? Ты же хозяйка этого мира, ты должна знать, когда нарушен ход вещей. Ты слышишь, что где-то, в самых глубоких водах, кто-то уже перемешал былое и грядущее?
«Что случилося, кто гневается?» – спрашиваю я тишину. Но болото молчит. Лишь кряква вскрикнула где-то вдалеке, и на миг мне показалось – её голос звучит, как предостережение.
Домовой, мой невидимый спутник, шуршит – предупреждает: сегодня нельзя слишком задерживаться у воды.
Я собираю последние травы, торопливо, не оглядываясь по сторонам. Думала проститься с истоком, поблагодарить за щедрость, но в голове сплетаются обрывки мыслей, перемешанных с тревожными знакомыми снами, о которых нельзя говорить вслух.
Когда, наконец, возвращаюсь по заросшей тропе к своей избе, вечер уже затихает на пороге, и в небе – дрожащие россыпи сорных звёзд. Я иду, и каждый шаг будто тяжелеет – сзади липнет взгляд, старый и давний, как купороса в подгнившем колодце. Но я иду, потому что у меня нет права не идти – я хозяйка болота, даже если оно вдруг восстаёт против меня.
В этот вечер изба встречает меня хмурым уханьем печки и ещё более молчаливым Домовым. Я с порога бросаю перо первой найденной птицы в горшок с углями: пламя взвывает высоким звонким стоном, будто вырвавшись из-под гнета чьих-то слов. Поняла: это только начало.
Я сижу у окна, гляжу на болото – туда, где туман сгустился до непроглядной стены. И в этой стене, меж тростников, мне кажется, иногда проступает силуэт: ростом с человека, тёмный, неуверенный, почти исчезающий при каждом моргании. Я прикладываю ладонь к стеклу и шепчу: «Я здесь. Я вижу. Я помню».
Болото отвечает молчанием. Но я знаю: этой ночью сны станут тяжелее, а шорохи – громче. Где-то уже сорвалась цепь, и Хозяйка болота слышит первый её звон.
Глава 2. Сумеречная весть
В ту ночь – если, конечно, можно назвать ночью тот затянувшийся полумрак, что хлестал окна мою избёнки словно мокрым веником – я не спала. Что-то недоброе стояло за стенами: задыхалось, как заблудший зверёк в клетке, оставляя за собой вязкие шорохи по углам и странное холодное эхо в груди. Я помешивала в чугунке сушёные травы, слушая, как Домовой посапывает тревожно под лавкой, и перебирала в памяти древние словечки защиты. Зря: никакая заговорённая соль, никакой полынный дым не могли мне помочь от той беспричинной тревоги, ползущей из болот ночной тиной.