Вскоре мы встретились с Геннадием. На его груди висел такой большой крест, что мне захотелось ему исповедаться. Но, взяв себя в руки, я подписал договор с его продюсерским центром. Кровью (шутка). По договору, в течение трёх месяцев должны были быть записаны пять моих песен, снят клип и всё это время я мог выступать на разных площадках как артист продюсерского центра Геннадия Филиппса.
Спустя три месяца я понял, что, разбежавшись, рухнул со скалы. Молниеносного успеха не случилось. Мы записали всего одну песню, а редкие выступления проходили в обеденный перерыв в заблёванном караоке-баре на Тульской. Я выступал ярко, гибко, под фанеру. Мутная публика реагировала жидкими аплодисментами, плавно переходящими в молчание. А Москва тем временем щедро дарила мне надежды, перспективы и голод. Поняв, что придётся играть вдолгую, я был вынужден устроиться на работу. Надев бейдж и красный галстук, я пошёл продавать телефоны и прочие сим-карты. Меня уволили спустя две недели. Оказывается, нельзя выходить к покупателям с сигаретой за ухом, лёгким амбре и делать подобные замечания:
– Женщина, не лапайте казённое имущество! Это же сложный технический прибор, а не бигуди вашей покойной мамы.
Напоследок я обещал их засудить. Когда разбогатею.
Вскоре мы записали ещё одну песню и сняли клип. Я чувствовал, что успех уже близко, буквально за углом.
Однако моим следующим углом стала комната в Черноголовке. Ежедневный путь в Москву превратился в отдельное приключение. Это как будто добираться из республики Чад на соседний континент на самокате. Незабываемое время.
Меня приютила моя хрупкая тётушка по папиной линии. Тётушка – Божий одуванчик. Каждое утро она начинала с зарядки, двух сигарет и созерцания каланхоэ, цветущего на её балконе. Но оставим тётушку в покое. Ей и так досталась незавидная участь быть гражданином Черноголовки.
Во время ежедневных трёхчасовых перемещений моей худой звёздной задницы из глубокого Подмосковья в столицу я постоянно находился в поисках универсальной формулы успеха. И пришёл к закономерному выводу: голод – ничто, имидж – всё! И сделал пробор на голове. Сам. Моя провинциальная чёлка из модных девяностых канула в лету так же, как карьера Сергея Челобанова после расставания с Примадонной. Я взял самый надёжный псевдоним, который мне подсказывала моя провинциальная натура – Арсен Незабываемый.