– Да, начальство требует. Погладить рубашку стоит шестьдесят пфеннигов, воротничок – десять.
– Значит, еще пять марок в месяц, – подсчитывает она.
– И новые подметки.
– Еще и подметки, точно! Это тоже ужасно дорого.
Пауза.
– Давай еще раз посчитаем.
Через некоторое время опять:
– Итак, вычеркнем еще десять марок на еду. Но меньше семидесяти никак нельзя.
– А другие как же справляются?
– Не представляю. При этом многие получают гораздо меньше.
– Ничего не понимаю.
– Видимо, мы в чем-то ошиблись. Давай попробуем еще раз.
– Послушай, – вдруг говорит Овечка, – а ведь когда я выйду замуж, можно потребовать, чтобы мне выплатили рабочую страховку?
– Точно! – оживляется он. – Получится не меньше ста двадцати марок. А твои родители, думаешь, ничего не подарят?
– Может, белья немного. Да мне и не надо от них ничего…
– Конечно. – Он успел пожалеть о своем вопросе. – Конечно, не надо.
– А что насчет твоей матери? – спрашивает она. – Ты мне никогда о ней не рассказывал.
– Рассказывать нечего, – отрезает Пиннеберг. – Я ей не пишу.
– Вот как, – тянет она. – Понятно.
Снова тишина.
И снова они встают и выходят на балкон. Почти все огни во дворе погасли, город затих. Где-то вдалеке сигналит машина.
Он говорит в задумчивости:
– Еще на стрижку нужно восемьдесят пфеннигов.
– Ой, хватит! – отмахивается она. – Все как-то справляются, и мы справимся. Все образуется.
– Вот еще что, Овечка, – говорит он. – Давай я не буду выделять тебе деньги на хозяйство? Просто будем в начале месяца класть все деньги в вазу, и каждый будет брать оттуда сколько нужно.
– Давай! – подхватывает она. – И будем на всем экономить. Может, я даже сама научусь гладить рубашки…
– Сигареты за пять пфеннигов – тоже пустая трата денег, – заявляет он. – Есть и за три вполне приличные.
– А когда у нас будет своя квартира, купим красивый спальный гарнитур…
– Но только не в рассрочку, – поспешно уточняет Пиннеберг.
– Еще чего! Не хватало в долги влезать. От долгов одни печали.
– А нам печали ни к чему. Печали – это ужасно.
– Да, – соглашается Овечка. – Знаешь, когда месячные все не начинались, у меня, конечно, мелькала мысль, но я гнала ее от себя…
– И ведь мы соблюдали осторожность.
– Именно. Мне было так ужасно одиноко, так страшно…
– Все это в прошлом. Теперь мы никогда не будем одиноки…
Вдруг он разражается хохотом.