Дверь распахивается. Из полутемного холла на них гаркает белый призрак:
– Страховка!
– Да вы нас хоть впустите, – говорит Пиннеберг и подталкивает Овечку вперед. – И вообще, мы частным образом. По записи. Моя фамилия Пиннеберг.
При словах «частным образом» призрак поднимает руку и включает в холле свет.
– Господин доктор сейчас подойдет. Минутку, будьте добры. Пожалуйста, проходите туда.
Они идут к какой-то двери, минуя другую, полуоткрытую. За ней, по-видимому, общая приемная, где сидят те тридцать человек, которые зашли на глазах у Пиннеберга. Все видят их с Овечкой, и поднимается ропот:
– Да что же это такое!
– Мы раньше пришли!
– Зачем мы вообще платим страховые взносы?
– И побольше, чем этакие франты!
На пороге появляется медсестра.
– Тише, пожалуйста! Вы мешаете господину доктору! Вы все не так поняли. Это зять господина доктора с женой. Так ведь?
Пиннеберг польщенно улыбается, Овечка устремляется к нужной двери. На мгновение воцаряется тишина.
– Живей, живей! – шепчет медсестра, подталкивая Пиннеберга. – Какие же наглые пациенты приходят по страховке! Возомнили о себе невесть что – и это за гроши, которые платит больничная касса…
Дверь захлопывается, Овечка и ее милый оказываются среди красного плюша.
– Тут он, видимо, принимает частных пациентов, – замечает Пиннеберг. – Как тебе? По-моему, ужасно старомодно.
– Все это так гадко, – отзывается Овечка. – Мы ведь тоже обычно ходим к врачам по страховке. Вот так и узнаешь, что говорят у нас за спиной.
– Ну что ты переживаешь? – увещевает он. – Так устроен мир. Мы маленькие люди, с нами не церемонятся…
– Да как тут не переживать…
Дверь открывается, появляется другая медсестра.
– Герр и фрау Пиннеберг? Господин доктор просит вас немного подождать. С вашего позволения, я пока заполню карту.
– Да, конечно, – соглашается Пиннеберг, и тут же следует первый вопрос:
– Сколько вам лет?
– Двадцать три.
Дальше все пошло как обычно.
– Имя – Йоханнес. – Запнувшись, он добавляет: – Бухгалтер.
И продолжает более гладко:
– На здоровье никогда не жаловался. Ну, в детстве, конечно, болел чем положено, но не более того. Насколько я знаю, мы оба здоровы.
И снова, после небольшой заминки:
– Да, мать жива. Отец нет, умер. Отчего умер, не могу сказать.
Потом Овечка:
– Двадцать два. Эмма.
Теперь запинается она:
– В девичестве Мёршель. Здорова. Родители живы. Оба здоровы.