Из-за стены доносится голос врача, время от времени он задает вопросы, какой-то инструмент звякает о поддон; этот звук он не раз слышал у зубного – очень неприятный.
Вдруг Пиннеберг вздрагивает – такого голоса он у Овечки еще не слышал. Она говорит очень громко, звонко, почти кричит:
– Нет, нет, нет!
И еще раз:
– Нет!
А потом тихо, но он понимает:
– Боже мой!
Пиннеберг делает три шага к двери – что все это значит? Что там творится? Но тут опять раздается голос доктора Сезама – слов не разобрать, и снова звякает инструмент.
Повисает долгая тишина.
Лето в разгаре, середина июля, ярко светит солнце. Небо густо-синее, к окну тянутся ветки, покачиваясь на морском ветру.
Пиннебергу вспоминается песенка из детства:
Ветер дует, задувает,
С детки шапочку срывает.
Ветер, шапку не воруй,
Лучше детку поцелуй!
В приемной гул голосов. Люди извелись от ожидания. «Мне бы ваши заботы. Мне бы…»
Овечка и врач возвращаются. Пиннеберг бросает на Овечку испуганный взгляд: какие у нее большие глаза, словно расширились от ужаса. Она бледна, но улыбается ему, сначала через силу, а потом все ее лицо расплывается в улыбке, проясняется, расцветает…
Врач стоит в углу, моет руки. Косится на Пиннеберга. И скороговоркой произносит:
– Поздновато, герр Пиннеберг, поздновато предохраняться. Теперь уже ничего не поделаешь. Судя по всему, пошел второй месяц.
У Пиннеберга перехватывает дыхание. Затем он с трудом произносит:
– Господин доктор, этого не может быть! Мы были очень осторожны. Этого просто не может быть. Скажи ему, Овечка.
– Милый! – отвечает она. – Милый…
– Факт остается фактом, – резюмирует врач. – Сомнений быть не может. И поверьте, герр Пиннеберг, ребенок украшает брак…
– Господин доктор, – произносит Пиннеберг, губы у него трясутся, – господин доктор, я получаю сто восемьдесят марок в месяц! Я вас умоляю, господин доктор!
Вид у доктора Сезама очень уставший. Он знает, что сейчас последует, он слышит это по тридцать раз на дню.
– Нет, – говорит он. – Нет. Об этом и речи быть не может. Вы оба здоровы. И не так уж мало вы зарабатываете. Даже совсем немало!
– Господин доктор!.. – в панике восклицает Пиннеберг.
Овечка стоит у него за спиной и гладит по голове:
– Ну, перестань, милый, перестань! Все образуется.
– Но это же невозможно… – вырывается у Пиннеберга, и он замолкает.