– Не знаю. Далеко, наверное: до города добираться двадцать минут. Мощеной дороги нет.
– Давай все-таки про квартиру, – напоминает она.
– Внизу магазин: колониальные товары, хлеб, мыло, все что душе угодно. Все под рукой; когда тебе понадобится что-то купить, не придется бегать в город.
– Это я еще посмотрю, – отзывается она. – Надо будет сравнить цены с городскими. В таких лавочках цены накручивают без зазрения совести.
– Ну, тут уж сама разберешься. Не думаю, что там дороже, чем в других местах. На первом этаже живет агент Нуссбаум. Чем занимается, в точности не знаю. Ездит по деревням, я так понимаю: оценка, продажа…
– Словом, человек не нашего круга.
– Жена у него славная – на вид, по крайней мере. Конечно, для нас они слишком важные люди, вряд ли станут водить дружбу с мелким служащим. На втором этаже живет редактор Калибе, из «Духеровского вестника».
– Тоже женат?
– Да.
– Дети есть?
– Не знаю. Хотя, кажется, у них там стояла коляска.
– Что они за люди?
– Не могу сказать. Он вечно пропадает в городе и, по-моему, пьет не просыхая.
– Фу! Ну а теперь про нас.
– Погоди. Сперва про нашего квартирного хозяина, точнее, хозяйку – вдову Шарренхёфер.
– Какая она?
– Ну что тут скажешь… На первый взгляд, вполне приличная женщина, знавала лучшие времена, но вмешалась инфляция… Ох и плакалась же она мне!
– Только не это!
– Ну не вечно же она будет жаловаться на жизнь. И вообще, разве мы с тобой не решили, что жить будем сами по себе? Зачем нам чужие люди? Нам и друг друга хватит.
– Конечно! Но если она будет навязываться?
– Навряд ли. Это очень приличная старушка, убеленная сединой. Ужасно переживает за свои вещи – они, по ее словам, все хорошие, достались ей от покойной матери. Поэтому на диван садиться следует осторожно, старые добрые пружины могут не пережить нагрузки.
– Но разве можно всегда держать это в голове? – размышляет Овечка. – Если я на радостях или, наоборот, в расстроенных чувствах, в слезах, захочу броситься на диван, вряд ли я вспомню о старых добрых пружинах!
– Придется, – строго говорит Пиннеберг. – Деваться некуда. Еще там на шкафчике стоят часы под стеклянным колпаком – заводить их нельзя ни тебе, ни мне, это может делать только она.
– Значит, пусть забирает свою рухлядь! Мне не нужны часы, которые не разрешается заводить.