Однако мне предстояло во всем разобраться, причем быстро. Более чем за год до этого особняк уже купил какой-то миллиардер, хотевший иметь свой собственный кусочек легенды. Новый владелец согласился позволить Хефу продолжать спокойно жить в особняке до конца своей жизни. Но теперь, когда Хефа не стало, особняк нам уже не принадлежал, и пришла пора собирать вещи.
Наконец я села, написала свое заявление и отправила его в редакцию журнала «Плейбой». Там его немного поправили, и мы его опубликовали.
«Я так и не смогла заставить себя поблагодарить большинство из вас за ваши соболезнования, – писала я. – Я вне себя от горя. Я до сих пор не могу поверить в произошедшее. Мы предали его земле в субботу. Сейчас он там, где он хотел провести вечность. Он был американским героем. Первопроходцем. Доброй и скромной душой, открывшей миру свою жизнь и свой дом. Я чувствовала, как сильно он меня любил. И я так сильно его любила. Я бесконечно ему благодарна. Он дал мне жизнь. Он дал мне ориентиры. Он научил меня доброте. До конца времен я буду благодарить жизнь за то, что была рядом с ним, держала его за руку и говорила ему, как сильно я его люблю. Он изменил мою жизнь, он спас меня. Он заставлял меня чувствовать себя любимой каждый день. Для всего мира он был словно маяк; он был силой, не похожей ни на что другое. Никогда не было и не будет другого такого же Хью М. Хефнера».
Я говорила только хорошее.
Когда я писала это заявление, я не лукавила. Я была вне себя от горя, вдребезги разбитой.
Я была в шоке от того, что его больше не стало. Он во многом казался бессмертным; даже когда в последние годы он поблек, он казался чем-то, что никогда не умрет. Жизнь с ним была похожа на тюрьму, но при этом я чувствовала себя в безопасности. Скорбь и утрата вдохновили меня на эти слова. Но мне кажется, я уже не знала, что на самом деле чувствую и думаю, поэтому снова стала говорить то, что, как мне казалось, люди хотели от меня услышать. Я настолько долго вела себя таким образом, что уже не знала, что хочу сказать, а что должна. Все смешалось у меня в голове.
Только хорошее. Это я могла. Я дала слово.
И я долго держала свое слово.
Однако это обещание губило меня. Когда я взглянула на мир за стенами особняка, то увидела, что токсичные стандарты красоты, в попытке достичь которых я едва не покончила с собой, крепко пустили свои корни в этой культуре. Я видела, как молодые девушки наступают на те же грабли, что и я; что их чувство собственной ценности зиждется на внешней красоте, что они отчаянно ищут одобрения от других людей в виде лайков и кликов. Я думала о той девушке, которой я была когда-то, еще до особняка, до всего этого, – как бы я хотела, чтобы кто-то тогда сказал бы мне, что мне не обязательно ломать себя, чтобы уместиться в этот стандарт, для того чтобы быть привлекательной, заслуживающей внимания, любимой.