Не сдаваясь, Ремий в последний раз попытался взглянуть на себя. Ему казалось, что ещё несколько мгновений назад его латы были покрыты трещинами, рваными полосами, из которых сочилась кровь. Но теперь – они были цельными, почти неповрежденными, не осталось ни следа от разрушения. Лишь странный блеск, словно черная смола, обволакивал каждый элемент брони. И снова его разум пытался объяснить это себе, но не находил ответов. Он говорил себе, что, наверное, это просто усталость, этот странный сбой восприятия. Он опять списывал всё на то, что ему показалось. Сейчас рыцарь видел перед собой лишь металл, темный и безжизненный.
Боль… Она не отпускала его. Душевная боль была куда сильнее физической, невыносимой. Он почувствовал, как его грудь сжимается от тяжести утрат. Каждый вдох отдавался страданиями, как если бы в его легких была замкнута холодная пустота. Серенна. Его жена. Её лицо, её глаза, её голос – всё исчезло. Его верные соратники мертвы. Гарольд. Мирель. Джо. Что оставалось теперь? Что оставалось в этом мире? Он не знал, как ему жить дальше. Он уже не чувствовал смысла в своём существовании. Оставаться живым в этом разрушенном мире было наказанием. Ремий не был готов к этому.
Рыцарь стоял, опустив взгляд, и даже не попытался сделать шаг или сесть. Его тело отказывалось двигаться, а мысли перепутались в голове, словно пронзающие лезвия мечей. Он был один. Один в этом мире, который больше не имел ни света, ни будущего. Почему он всё ещё не погиб? Почему Неведомый не забрал его, если он настолько слаб, если он не был готов сражаться? Почему этот мир, полный боли и разрушения, всё ещё держал его здесь?
Он захотел исчезнуть.
Воин сидел среди мертвых руин, сжав руки в кулаки. Его черный доспех сливался с тенями, делая его частью ночи, безмолвной и одинокой. Ветер гулял по развалинам, пронося пепел и песок, но он не замечал этого. Ремий был словно зажат между прошлым и настоящим, в капкане, из которого невозможно выбраться.
Он вновь поднял руки к шлему, пальцы с силой вцепились в края, пытаясь сорвать его. Но металл не поддавался. Латы будто срослись с его телом, став его второй кожей, тюрьмой, не дающей сбежать. Ремий дернул еще раз, затем снова, но тщетно. Паника начала подниматься в его груди, делая воздух густым и дыхание – тяжёлым. Он издал сдавленный рык и ударил себя по шлему, но это не принесло ничего, кроме глухого звона.