– Снимись! – прорычал он, вновь и вновь дергая металлические пластины. – Отпусти меня!
Но доспех молчал. Он не откликался ни на ярость, ни на отчаяние.
Гнев волной захлестнул Ремия. Он схватил свой двуручный меч, резко перевернул его и упер рукоять в землю, а лезвие направил в узкий зазор между горжетом и шлемом. Последний рывок, последний шанс на свободу. Он сделал глубокий вдох и с силой навалился всем своим весом, ожидая мгновенной смерти.
Но клинок соскользнул. Острие задело металл, но не прошло дальше, будто доспех сам отклонил удар. Ремий застыл, тяжело дыша. Он повторил попытку, но снова ничего. Оружие не желало слушаться, металл не позволял себя пронзить. Его собственная броня не давала ему умереть.
Воин замер. Дрожь охватила его тело. Он смотрел на меч, чувствуя, как внутри все рушится. Почему? Почему даже смерть отказывается принять его?
Его грудь сжалась, дыхание стало прерывистым. Он поднял голову к ночному небу и закричал. Это был вопль ярости, боли и чистого отчаяния. Крик заблудшего воина, который не смог ни спасти своих товарищей, ни последовать за ними. Небеса остались безмолвны. Мир не дал ему ответа.
Ремий опустился на колени, ощущая, как внутри него зреет ненависть – к доспеху, к судьбе, ко всему, что заставляло его оставаться здесь. Его тело больше не принадлежало ему. Оно стало частью чего-то иного, чего-то, что не желало его смерти. Он провел рукой по груди, по черному, гладкому металлу, чувствуя холод, который теперь был не просто физическим. Это была тьма, сковавшая его душу.