Почему-то Лешка давно выделил эту девчонку среди всех остальных.
Они жили по соседству. Зачастую Любашка, заигравшись, ужинала у них, вместе со всеми спала на широкой печи, баловалась вместе со всеми…
Но было в ней что-то такое, чего Лешка не мог объяснить. Она была года на три старше Лешки. И когда они баловались на печи, она вдруг затихала, замирала, и Васька ощущал на себе ее внимательный, испытующий взгляд, от которого непонятно почему у Лешки начинало обносить голову.
Ему уже не хотелось больше шалить, бороться, смеяться… Вслед за ней и Лешка замирал, прислушиваясь к себе. Любашка смотрела на него, и он смотрел на нее и не мог отвести взгляда, хотя ему хотелось в это время сбежать, спрятаться куда-нибудь, чтобы никто не заметил его смущения и замешательства, чтобы одному пережить непонятное томление в груди.
Кое-что Лешка уже понимал в этой жизни. Он знал, что между мужчинами и женщинами существует любовь. Что все обитающее на земле живет парами, и от этой совместной жизни заводится потомство.
Лешка знал и как это происходит. Но все это было так примитивно и тупо, некрасиво, что он не мог перенести это действо на себя…
Он представлял, что любовь между людьми должна свершаться где-то в поднебесье, в цветущих кущах одним лишь сплетением рук, движением губ и блеском глаз…
Любашка лежала на берегу, закрыв платком от солнца лицо. У него перехватило дыхание. Платье у нее было задрано, почти целиком обнажая крепкие загорелые ноги.
Лешка остолбенел и стоял недвижимо над девчонкой, которую знал уже несколько лет, с которой ели из одного блюда, с которой делили одеяло на печи… А тут, на его глазах, девчонка превращалась в девушку, как будто это был цветок, раскрывавший свои лепестки под солнцем.
Любашка почувствовала присутствие человека, поправила платье и стащила платок.
– Ты, Леша, не на конюшню? Возьми на меня Звездку или Челку. Вместе в омуте искупаем их.
Звездка и Челка, хорошо знакомые и любимые детьми лошади, на которых возили из лесу бревна на складку, которых они кормили кусочками хлеба и купали в реке, сегодня уже не были прежними Звездкой и Челкой. Сегодня их крыли…
– Звездка! Челка! – кричали дети, протягивая кусочки хлеба. – На-на-на!
Но лошади не отзывались, даже ушами не прядали, они словно погрузились в какие-то неведомые людям раздумья, далекие от мирской суеты, и только иногда под кожей у них пробегали нервные импульсы. Они покорно дали завести себя в деревянные станки для случки и терпеливо стояли в ожидании судьбы, изредка поглядывая на тесовые ворота конюшни…