Задушевная подруга,
Моего-то милушку
Двадцати шести годков
Положили в могилушку.
Наступила такая тишина, что казалось, слышно, как бьётся её сердце. Она молча села. Женщины плакали.
Потом, когда мама брала меня с собой, я держалась за её юбку и просила: «Не пой!»
Праздников не было, хотя и сенокос закончили, и урожай собрали, её стали отправлять на лесоповал, весной – на сплав. Она очень похудела, была молчалива.
В редкие свободные минуты она садилась поближе к окну и кропала, то есть зашивала изношенную одежду. На передней лавке разложены заплатки. Ей удавалось подобрать что-то похожее по цвету платьишка, которое ремонтировала.
Заплатки были разные по форме, часто почти незаметные. Иногда на изорванную заплатку она накладывала новую, от этого ремонтированная вещь была тяжёлой, объёмной.
– Галина, и где ты этому научилась? – спрашивали её.
– В Москве, когда жила с братом Николаем. Жена его была мастерицей перелицевать, сделать вещь как новую, продать. Это были времена НЭПа.
Когда мама кропала, она пела частушки. Пела вполголоса, для себя.
Спала она очень мало: поздно приходила со двора, рано уходила. Во время бессонницы бабушка Ираида старалась отвлечь маму от тяжёлых мыслей, она рассказывала о различных обрядах, чаще – о свадебных. Сама она многого не испытала, зато в памяти сохранилось чужое счастье.
«Ой, девка, вспомнила я, – начинала бабушка, – как мы пели о тысечкём[7]:
Тысецкий хорошенёк,
Тысецкий пригоженёк,
А на тысецком тулуп —
Девяносто один руп. —
А если не пондравился, – продолжала бабушка Ираида: —
Тысецкий не хорошой,
Тысецкий не пригожой,
И на тысецком халат да
Девяносто семь заплат».
«Хорошо, я запомнила. – Маму мучило другое. – Я сама замуж пошла, без сватов, не ревела».
Бабы сказали: «За столом не поревела, за столбом отревёшь». Так и получилось.
Шла война, начались осенние дожди, зимой бушевали метели, летняя жара выматывала, а на сердце те же думы – о нём, Шуре. Она ждала.
Умом понимала: июль – октябрь 1941 года – период тяжёлых переходов дивизии.
Много позднее, когда мамы уже не было в живых, я узнала: мой отец воевал на Лужском рубеже.
Лужский рубеж.
На сорок пять суток был задержан враг на подступах к Ленинграду.
Здесь погибли 55 535 человек.
Противник бросил в этом направлении две танковые и пять мотопехотных дивизий, которые поддерживались авиацией. Все усилия немцев опрокинуть Лужскую оборону и прорваться к Ленинграду успеха не имели.