– Дети, завтрак на столе! – кричит мама.
Алиса убегает, наспех смочив лицо водой, а я ещё долго тру щёткой зубы, пытаясь разделить вчерашний вечер на вымысел и правду. С одной стороны, всё случившееся – чистой воды вымысел. Но с другой – у меня есть доказательство, что дедушка реально приходил. В комнате остался дедушкин свитер, на всякий случай я спрятал его под подушку.
– Тима, ты решил стереть зубы до дыр? Бегом за стол!
Чемоданы толпятся у двери, готовые в любой момент за неё выкатиться. Мама раскладывает на полу украшения для ёлки.
– Новый год уже прошёл, а до нового Нового года ещё далеко, – напоминаю я на всякий случай.
– Очень смешно, – отзывается мама и тут же отвлекается на дзинькающий сообщениями смартфон. Мамин телефон не замолкает ни на секунду – непонятно, когда Костя спит, во Владивостоке сейчас час ночи.
Костя маму любит. Это понятно не только по бесконечным звонкам и сообщениям, но и по тому, как он на маму смотрит. Подделать можно всё – слова, голос, интонацию, а взгляд – нельзя. Костя приезжал к нам всего один раз. Мы вместе ходили в кафе, ели толстую пиццу из печки и говорили много разных слов. Алиса потом вспоминала, что Костя сказал, будто всё, о чём мы фантазируем, может произойти на самом деле. Я такого не запомнил. Я вообще ничего не запомнил из наших разговоров. Зато я запомнил, как Костя на маму смотрел. Взгляд, особенно чужой, описывать сложно. Костя смотрел на маму так, как будто увидел Деда Мороза, в которого давно перестал верить, и теперь радуется, что можно верить снова.
– Во Владивостоке не продаются ёлочные игрушки? – Я достаю из коробки шарик с Дедом Морозом внутри.
Мама постоянно твердит про ограниченное количество багажа и про то, что взять нужно только самое необходимое. Как в список необходимого попали новогодние игрушки, непонятно.
– Чтобы новая жизнь скорее стала привычной, нужно принести в неё что-то из старой, то, что тебе дорого, понимаешь?
Мама набирает сообщение и одновременно вытягивает из коробки колючий серебристый дождик вперемешку с разноцветными стеклянными бусами. Чем маме дороги старые ёлочные украшения, я не спрашиваю. Вообще, это ещё та задача – разделить жизнь на дорогое и не очень и впихнуть её в четыре чемодана. Ну или в пять.
После того как вещи из шкафов и с полок перекочевали в чемоданы, наша квартира стала похожа на одинокую старушку. Такие старушки – низенькие, сгорбленные, в вязаных кофтах и одинаковых платках – продают около магазинов букеты. Мишке родители специально дают деньги, чтобы он покупал у этих старушек сирень, ромашки, астры и всякие другие цветы. «Кто знает, может, и мы такими будем», – вздыхает Мишкина мама. Мишка морщится и говорит, чтобы она не выдумывала. Мне тоже кажется, что Мишкиной маме одинокая старость не грозит. Кроме Мишки, у его родителей есть ещё один очень мелкий сын и две дочки – десяти и четырёх лет.