Затем решил следовать своему плану – в ближайшие дни эвакуироваться из старой баньки, и уехать в город. Попил отвар из листьев смородины, накормил Альму, и начал аккуратно сортировать свои сокровища. Костя завязывал их в тряпицы и складывал в старый, потертый рюкзак, который нашёл в ворохе вещей. Ларец он решил не брать – тяжелый, неудобный и может привлечь лишнее внимание.
Костя убрал все. И обнаружил, что вес этого вместилища еще порядочный – явно имелось двойное дно. Ему, с дипломом архитектора, ничего не стоило обнаружить этот факт. Перевернул, аккуратно нажал, где нужно – и вот уже прямо в его руки выпала тетрадь.
Скорее, это была не тетрадь, а что-то вроде блокнота – еще дореволюционное изделие.
Неровные, пожелтевшие листы оказались местами вырваны, местами испачканы, а кое-где исписаны перьевой ручкой. Костя долго и внимательно разбирал записи. Он понял, что может прикоснуться к тайне найденных сокровищ.
Писал в блокноте молодой корнет – Иннокентий Светлояров. Писал он свой дневник чуть более ста лет тому назад – в 1918 году, на излете первой волны русской эмиграции. Иннокентий отстал от обоза, на котором мечтал уехать вместе с маменькой и кузиной Лизой до Москвы, а там, коли Бог даст – во Францию. Но им не повезло – в местных лесах в то время орудовали банды, состоящие из разного отребья. Он не знает, чем закончилась стычка с бандитами:
– Маменька велела бежать, сунула мне в руки все драгоценности свои. Перекрестила, поцеловала в лоб: "Беги и спрячься, родненький! А после – пробирайся к Москве. Мы будем тебя ждать на постоялом дворе, у дядюшки нашего. Прощай, а коли будем живы – увидимся…
Иннокентий сбежал под покровом ночи, и некоторое время прятался и жил под часовней в Сенцах. Местный батюшка его кормил и укрывал от деревенских любопытных:
– Как я хочу верить, что маменька и дорогая Лиззи живы и невредимы! И пускай бы не ждали меня у Клима, а уезжали во Францию! Что до меня, то вскорости, вестимо, покину это село – Сенцы. Батюшка говорит, что дороги уже чистые от лихого люда. То ли сгинули они, то ли ушли в более хлебные палестины – кто знает … Еще денька три – и он меня проводит, а сколько сможет – проедет со мною …
Но Иннокентию не суждено было увидеть своих родных. Он тяжело заболел – "горячкою", и спустя две недели скончался на руках местного священника.