«А потом – тоже по радио – я узнала об интервью Николая Виткевича для американской газеты "Крисчен сайенс монитор" и мне пришлось взглянуть на давние события другими глазами и дать им другое толкование».
Итак, если суммировать все эти утверждения, Решетовская ясно даёт понять, что тема поведения Солженицына на следствии, в тюрьме и лагере была поднята ею в книге по инициативе и под давлением АПН. Соответственно, и оценка его поведения там тоже подгонялась под требования издательства, то есть стоящих за его спиной органов власти. Характер же этой оценки был заимствован Решетовской из услышанного перед тем интервью Виткевича.
Ну а сформулировать эту оценку именно в таком виде было уже делом техники. В ход пошло домысливание отдельных строчек из тюремных писем, смутных воспоминаний, случайных ассоциаций, поведения литературных героев из книг Солженицына.
Иначе чем фантазёрством такой анализ назвать нельзя. Доказать его ошибочность не представляет труда.
Вот как, например, Решетовская аргументирует своё утверждение, что Солженицын на следствии оговорил Виткевича:
«Перебираю пачку писем 1945 года. Вот и треугольничек. Перечитываю его в который раз (…). Ещё в том же письме: «…до сих пор не знаю, разделил ли мою судьбу сэр или нет?» Сэр – это Николай Виткевич. Как же так: в середине августа Солженицын не знает, арестован Виткевич или нет!.. А по версии «Архипелага» он уже в апреле или самом начале мая говорил Котову, тому самому подполковнику, что по делу их проходит двое».
Николай Виткевич (слева) и Александр Солженицын на фронте, 1943 г.
Из данного текста понятно, что Решетовская допустила логическую ошибку подмены тезиса, «увидев» несуществующее смысловое тождество между выражениями «разделил мою судьбу» и «проходит по тому же делу».
Солженицын под словами «мою судьбу» в своём августовском письме имел в виду не арест и следствие, а уже приговор, то есть итог дела. Под словом же «дело», в книге «Архипелаг ГУЛаг», он подразумевал именно процесс следствия, а не его результат (в тот момент, в апреле – начале мая, ещё не ясный).
А вот другое письмо, использованное как аргумент Решетовской:
«Саня буквально бомбардирует (сначала тётю Вероню – связь с ней установилась раньше, чем со мной) вопросами: где Кирилл? где Лида? что слышно о Николае? – «Отвечайте хоть коротко, самое необходимое…» «Десять дней с нетерпением жду известий». «От всей души желаю, чтобы Кока и Кирилл избежали моей участи…».