Облезлый кот промелькнул в переулке. Совсем продрогший, голодный, он чем-то напоминает каждого из нас, вечно пугающихся любого шороха, мечущихся от одного порога к другому в поисках лучшей жизни, в которой кто-то позаботится о нас. Увы, мы не боремся сами, почему же другие должны бороться за нас? Я видел дикий оскал на лице города. Он – символ нашей озлобленности. Многие ругают друг друга, при этом не желая что-либо выполнять самостоятельно и своими руками. Как бы мы справились с ответственностью, возлагаемой на плечи иных? Никто не знает. Смешно. Мы любим рассуждать обо всём, что касается не нас. Но только речь заходит о наших побуждениях, тут же затихаем, становимся нервными, словно скотобойня в предчувствии нового рабочего дня. Куда исчезает весь пафос с лиц прохожих, когда начинается ливень? Где напыщенные модницы и выпендрёжные юнцы, где верные своим убеждениям деятели и скептично настроенные простолюдины? Все попрятались в своих норах, называемых кабинетами и клубами, в страхе вляпаться в очередную переделку. Ливень – отличная кара небес, уравнивающая всех под собой. Лишь чистый от забот земных человек способен пройти под ним, невзирая на страх. Мы боимся этого ливня, ведь льёт он в знак нашей несостоятельности.
Жалкое захолустье, в которое привела меня тропа, оказалось немногим хуже переваривающего свои пороки города. Здесь хотя бы не стеснялись в воскресенье ходить к пастырю. Пожалуй, то было единственным, что отличало город от окраины. В остальном – такая же вонь сточных канав, а в оврагах – те же причинно-следственные остатки человеческих нужд. Убогое чудовище, называемое человечеством, неспособно прибрать за собой. А мы пытаемся всматриваться в звёзды, надеясь доказать себе, что есть такие же грязные, развратные цивилизации. Ирония заключается в том, что иные цивилизации выше нас по своему развитию и мы навряд ли кажемся им умнее и чистоплотнее приматов.
Я вышел к старому, заброшенному сараю. Когда-то здесь хранили зерно, теперь лишь ветер поскрипывал дверью. Я знал, что найду его здесь. Уже около года мне доводилось наблюдать за ним. Оказалось, этот бездомный мальчуган был единственным свидетелем похищения маленькой девочки из богатой семьи. Я не считал эту семью почтенной, тем более не испытывал уважения к ней. Данные богатеи ничего не сделали, чтобы быть почтенными людьми. Но я решился найти негодяев, поскольку у них была девочка, ни в чём не повинная, но впервые увидевшая обратную сторону этой якобы весёлой и беззаботной жизни. Её папаша, этот толстый неотёсанный мешок с копилкой вместо мозгов, даже не осознал произошедшего. «Теперь я должен тратиться на частного сыщика» – какое лицемерие! Девочка ещё не понимала, каким бездушным монстром оказался папаша, не говоря уже про мачеху, эту потаскуху с вокзала, продающую свои немытые ноги за три монеты. Знать бы девочке, кто её спаситель, – не поверила бы.