– Одиннадцатый «А»! Я похищу у вас всего пару драгоценных минут. Итак, первое и очень важное объявление: Генриетта Михайловна заболела, а потому урока истории сегодня не будет.
Новость явно пришлась по душе. Класс опять взорвался возгласами, правда, на сей раз весьма довольными. Но главное – все вмиг позабыли обо мне. И хоть я все еще стояла в центре класса, интерес к моей персоне резко сошел на нет. Зато я теперь могла без стеснения изучать своих новых одноклассников.
– А завтра? Завтра тоже не будет истории? – прозвенела с первой парты худощавая блондинка. Ее писклявый голосок вкупе с вызывающим для школы макияжем вынудил меня поморщиться.
– И завтра не будет, верно, Милана!
– А сейчас-то что? У нас окно получается? – донеслось нечто монотонно-занудное с третьего ряда.
У самой стены, прямо под портретом Лобачевского, я заметила тучного паренька в очках – определенно местного ботаника. Прилежный такой мальчик с олдовой стрижкой и в клетчатом кардигане. Он внимательно смотрел на классную и явно конспектировал каждое ее слово в планер. Хмыкнув, я попыталась ему улыбнуться. Этот кадр совершенно точно не представлял угрозы для моего сердца, а помощь с уроками мне здесь наверняка пригодится, и еще не раз. Вот только ничего не вышло: улыбаться по требованию я умела не лучше, чем вышивать крестиком.
– Нет, Миша, —сжав лоб тонкими пальцами, выдохнула Анна Эдуардовна. Гул в классе нарастал в геометрической прогрессии. – Сейчас у вас…
– Ну вы че разгалделись, как бешеные чайки, а?! – прокричал, а точнее, грозным медведем проревел с последней парты русоволосый парень, мощный, плечистый и, что греха таить, весьма симпатичный. – Ни черта ж не слышно. Анна Эдуардовна, так что там с историчкой?
Одноклассники покорно замолчали, а я сделала для себя вывод, что бугай этот с галерки здесь играл роль негласного лидера. Вон как его слушались – все разом притихли, словно вмиг онемели. Все, кроме его соседки по парте. Пышноволосая кудряшка почти висела на его плече и что-то беспрестанно шептала на ухо. Ее лица я не видела, но отчего-то в сердце неприятно кольнуло.
– Митя! —Владимир Геннадьевич взмахнул руками. – Что еще за «историчка»?! Генриетта Михайловна уважаемый педагог…
– Да понял я, бать, – басовито отмахнулся от нравоучений парень, а у меня извилины в голове от напряжения задымились. Батя? Серьезно?