Человек, сидевший напротив, не сводил глаз с грустного мальчишеского лица. Вдруг он резко пододвинул стакан с водкой так, что даже немного выплеснулось.
– Пей! – прохрипел он. Глаза его налились кровью.
Ганс молча отодвинул стакан. И даже не повернулся – он все еще смотрел на стену. Человек, который был его отцом, разозлившись, махнул рукой. Тарелка слетела на пол и разбилась.
– Пей, говорю! – заорал он.
– Отец! – взмолился мальчик.
– Сказано, пей! – Он закрыл глаза, вцепился огромными ручищами в край столешницы и снова разжал пальцы.
Ганс поднялся и подошел. Он обнял его за плечи и снова попросил:
– Отец!
Опершись кулаками о стол, пьяный человек с трудом встал и закрыл глаза. Открыв их, он несколько секунд не отрываясь смотрел на сына.
– Вон! – прохрипел он. И прежде чем Ганс успел увернуться, швырнул его на пол. И сам рухнул.
Ганс поднялся. Нет, он не плакал. Просто ему было очень грустно. Привычным движением он подсунул отцу подушку под голову и прикрыл его старым пальто. Осколки тарелки сдвинул ногой к стенке. Взглянул на часы. Без нескольких минут четыре. Пора. В четыре сбор у шефа.
Друга сделал еще несколько шагов и в неуверенности остановился. Радость сменилась робостью: стало уже совсем темно, и это лишило его остатков мужества. Долго он стоял перед серым домом. На улице ни души. Он глубоко дышал, губы шевелились, будто он сам себе задавал какие-то вопросы и сам на них отвечал. Ветер налетал на ворота и, как бы испугавшись ласкового скрипа петель, снова убирался восвояси. Ворота казались Друге каким-то важным рубежом. Здесь еще можно повернуть, по что ждало его за ними? Что ожидало его там? Встретят ли его честно и прямо или надо быть готовым к хитростным уловкам и предательству, к новым унижениям? И если честно, то какая она, эта честность? А какой он будет сам? Не оробеет ли, не испортит ли всего своей застенчивостью? Друга колебался. В нем боролись любопытство и страх, мечта о товарищах и недоверие к ним.
Ветер донес издали тихое позвякивание сбруи. Друга заставил себя толкнуть калитку. Громко лая, навстречу выскочила пятнистая дворняга – какая-то помесь сеттера, дога и длинношерстой таксы. Короткие кривые лапы никак не подходили к мускулистому телу и округлой сплюснутой голове. Позади Други громко хлопнула калитка. Страх парализовал его. Еще секунда, и собака собьет его с ног. Но тут раздался свист, и пес, вытянув передние лапы, прокатился по снегу и застыл, скаля клыки. Еще свист – и он длинными прыжками помчался обратно.