– Я не знаю, – Климов пасовал перед врачом и не решался грубить, хоть и начинал снова закипать, как еще недавно перед тем, как получил дубинкой по голове.
– Травма есть? – врач вернулся к заполнению бланка.
– Есть, – послушно ответил Климов.
– Значит, имеете отношение к больнице?
– Имею, наверное.
– Имеете, не сомневайтесь, на руках у вас справка, что имеете. Что еще вам надо? Стационар напротив – через холл. Можете туда пойти. Можете никуда не ходить. Мне какое дело? Все. Идите.
Климов вышел в коридор, постоял немного у дверей кабинета, пытаясь разобрать, что же все-таки написано в справке, но бросил это дело и вышел в холл.
– Фамилия!
Климов от неожиданности вздрогнул.
– Климов.
Охранник проверил по журналу.
– Вижу. Климов. Справка?
Климов подал справку. Охранник долго вчитывался и вернул обратно.
– И что дальше? – спросил Климов.
Охранник посмотрел на него таким же взглядом как недавно врач.
– Я понял, – сказал Климов.
Климов, не спеша, опасаясь, что снова делает что-то не так, прошел через лифтовый холл к противоположным от приемного отделения дверям, за которыми, как он понял, должен находиться стационар. Его успокаивало само слово – стационар. В нем чувствовалась уверенность и основательность. До этого момента, и Климов теперь это отчетливо понял, для него здесь не существовало ничего, кроме кабины лифта, и сам он ни к чему не имел отношения, никак не был закреплен, определен и обозначен. Будто реальность, в которой он каким-то чудом оказался, вовсе не приемлет существование в ней Климова. Климов надеялся, если не получить ответы, то хотя бы немного отдохнуть и собраться с мыслями. Хотя он так и не разобрал, что именно написано в справке, теперь понял ее ценность и ценность врачебной печати. До него, пускай не в полной мере, но дошел смысл сказанного врачом – «имеете отношение к больнице». Зыбкая, но опора. И ничего, что для этого нужно было получить дубинкой по голове.
«Имею отношение», – подумал Климов и открыл двери.
Тут же на входе его встретила медицинская сестра, халат на которой, казалось, не трескается по швам только каким-то чудом. Настолько она была неохватна, что не представлялось возможным точно определить, где у нее грудь, где талия, а где бедра – человек-сфера. Она посмотрела на Климова печальными коровьими глазами, молча развернулась и пошла по коридору с многочисленными дверьми по обе стороны. Климов стоял в нерешительности, сестра махнула ему, приказывая следовать за ней. Климов дошел за ней до самого конца коридора, она открыла дверь палаты под номером сто восемь, сложила руки на груди в ожидании, когда Климов войдет внутрь. Он боялся, что как только войдет, сестра запрет за ним дверь на ключ. Но она молча показала на кровать, где аккуратно стопочкой лежала одежда: больничный халат, штаны, майка – и ушла, оставив дверь открытой.