Ка-эд. Второе демиула, двадцатый день
Послезавтра второй демиул восемьдесят второго миула от Катастрофы закончится, а первого дня третьего демиула мне нужно будет возвращаться в школу. Я себя по-прежнему чувствую никому не нужной, потому что самка, которая играет в Хи-аш, ко мне очень холодно относится и, кажется, хочет сделать больно, потому что я ее раздражаю. Я боюсь этого и стараюсь быть очень послушной, хотя часто плачу. А ночью я все никак не могу попасть в то самое марево.
Я была права: она и не собиралась меня вылизывать, показывая тем самым, что я лишняя, чужая. Но я ничего и не ждала хорошего, и плачу не от этого, только от внутреннего холода. Мне очень хочется тепла, но я понимаю, что такого не будет никогда. Некому мне дарить тепло, а самка так Хи-аш и не стала, хотя требует ее так называть. На меня всем наплевать, хоть они и говорят красивые фразы о детях. Наверное, я какая-то неправильная.
Сегодня все отчего-то волнуются, собираясь у экранов. И даже меня та, которая неправильная Хи-аш, приводит, усаживая на неудобный стул. Он неудобный мне, потому что на хвосте сидеть нужно, но я ничего не говорю, ведь ее не волнует то, что мне неудобно. Поэтому я тихо сижу там, куда посадили, и жду что будет.
– Ка-энин! – на экране появляется самец, он в униформе, значит, из важных. – Случилось так, что мы встретили расу, готовую помочь нам и… принять. Это Старшие Братья, они хотят поговорить с вами, чтобы вы все решили.
А что мы должны решить, он не говорит совсем. Но тут на экране появляются они… Самец и самка, непохожие на нас. Стоящие на задних руках, эти двое, у которых нет ушей, смотрят так, что я сейчас заплачу, потому что в их глазах ласка. Та самая, которой у меня не будет никогда.
– Нет ничего важнее детей для любого Разумного, – произносит названный Старшим Братом. – И чужих детей просто не бывает.
Он вроде бы повторяет то, что я слышу каждый день, но как-то иначе это говорит, потому что от его слов становится тепло даже мне. Этот странный Старший Брат не останавливается, он смотрит, кажется, прямо на меня и говорит с такой лаской, что слезы сами бегут из глаз.