Хорошо, что сейчас такой наряд по сезону. Весна в разгаре. Казалось, даже сирень зацвела раньше срока. Любимое растение Яны – белая сирень. Надо будет принести букетик в ее палату. И пусть потом этот амбал-медбрат думает, что сошел с ума, раз сирень появилась сама по себе.
Сема широко зевнул, не прикрывая рот, и положил голову Леле на плечо.
– Ну что? – сказал он. – Идем?
– Куда?
– Домой.
Леля покачала головой. Она понимала, что ничем не может помочь Яне, но хотелось хотя бы увидеть ее.
– Я просто хочу посмотреть на нее. Убедиться, что она все еще дышит.
Леля испытывала дикую вину перед Яной. Это из-за нее душа сестры висит где-то между Явью и Правью, миром людей и миром душ. Если бы она пришла чуть раньше, Чернобог не добрался бы до нее, и Яна была бы в сознании. В сознание, которое не помнит Лелю. Но это ничего. Главное – что она была бы жива.
– Ну так сделай это, – сказал Сема.
Леля сжала губы. Все у Семы легко и просто.
– Ты же видел, меня не пускают к ней. Я в этом мире больше не существую.
Сема поднял голову и, дождавшись, когда Леля на него посмотрит, сказал:
– Если знаешь, что не разрешат, зачем спрашивала?
– А как мне иначе попасть к Яне в палату?
Леля хотела вскочить и пойти прочь. Хотя это было бы глупостью. Без Семы она не сможет переместиться в Навь, а скитаться по Яви ей хотелось так же сильно, как видеть Яну в коме.
Но не успела она додумать эту мысль, как раздался хлопок. Тьма. А потом полумрак больничной палаты. На улице пахло свежестью, едва уловимо цветением, и надеждой. А здесь – фенолом, чем-то затхлым, и тоской.
Пока Леля хлопала глазами, Сема перестал касаться ее ладони, и медленно прошелся по палате, сунув руки в карманы. Он так рассматривал голые стены, словно на них висели какие-то картины или плакаты, которых Леля не видела. Сема дотронулся пальцем, кажется, до всего, что в этой палате было неживого: стойки капельницы, стопки белых простыней на тумбе, самой тумбы, пустой вазы для цветов, изголовья койки и стекла двери. Потом он сел в кресло, у которого от кресла были только подлокотники, и закинул нога на ногу.
А Леля все это время боялась шевельнутся. Словно любое ее движение потревожит Яну, которая с закрытыми глазами лежала на больничной койке. Будто спала.
Наверное, в вены Яны из капельницы затекла треть колбочки с мутноватой жидкостью, прежде чем в палате раздалось: