И «Не убий!» – в мозгу его звучит,
И знает князь, Бог это не простит.
Признаться в том нет сил у «храбреца»,
Виденье отгоняет от лица.
«Всё ради власти, а не ради веры,
Я делал это, чтоб народ мне верил» —
Так продолжал старик зиме твердить.
А голос внутренний опять его судить:
«Я в Новгороде помогал жене
Собор Софийский возводить в кремле.
Я строил много маленьких церквей.
Я православных радовал людей.
И в Новгороде Юрьев монастырь,
И Киево-Печерский „богатырь“ —
Заслуга моих деяний и сил,
Но славу о себе я не вкусил.
С поляками, с Литвой я воевал,
Я Византию миром покорял.
То пораженье в сорок третьем с ней
Я превратил в победу же над ней.
Там отличился храбростью Вышата —
Врагам нанесена была расплата.
И хоть погибло много там сынов,
И взято в плен отважных мужиков,
Сумел я миром дело завершить,
И с Византией мир тот заключить,
И уважения добиться от неё.
Русь стала Киевской – веление моё!
Для триумфального в мой город входа
Поставлены из золота ворота.
Окрепла землями и верой моя Русь —
Деянием таким своим горжусь.
Тот город, что на Волге основал,
Я Ярославлем в честь себя назвал.
Неподалёку город Юрьев есть,
И тоже он построен в мою честь.
О русском праве создан мной закон:
Кто будет спорить, тех рассудит он.
Всем виноватым на своём пути
От наказанья будет не уйти.
Устав церковный в Право занесён,
До сведенья мирян он доведён».
Князь выставил на холод свой кулак
И погрозил неистово им так!
Нащупывая выход из затменья,
Грозил он появившимся виденьям.
Про невиновность из последних сил
В нём воспалённый разум голосил.
Хотел ли Ярослав себе любви?
Была ль она у старого ханжи?
[36]Он шведку в жёны брал не по любви —
Такие нравы, времена, увы…
Любви желал, конечно, книголюб,
Но шведке был другой мужчина люб:
Тот, сердца женского романтик и герой,
Был очарован Ярославовой женой.
А Ярослав с ней мелочен и груб
И на слова приветливые скуп.
Романтиком он не был никогда,
Да разве в этом есть его вина?
За тридцать пять супружеских их лет
Князь укорять себя не будет, нет.
Себе и всем доказывал он нервно,
Что с ним честна супруга Ингигерда.
Князь продолжал беззвучный монолог,
Покуда сквозь пургу идти он мог.
Летели в бездну тихие слова —
Он говорил, губами шевеля:
«Да, были разногласия у нас,
Особенно меж нас в последний раз.
Опять я был в высказываньях лих,
Но в целом ветер между нами стих.