Она положила папку на стол. Осталась сидеть, сцепив пальцы. Из открытого окна тянуло влажной землёй и железом. Она слышала, как где-то капает вода с трубы. Каждая капля отмеряла время, которого уже не вернуть.
Вечером вернулся Томас. Он был мокрым, уставшим, с глазами, в которых давно не жила решимость. Он не спросил о папке. Он увидел её на столе, открыл, полистал. Потом сел напротив, долго молчал. Спросил:
– Думаешь, он сядет?
Эстер не ответила сразу. Она всматривалась в его лицо, пытаясь найти в нём то, что раньше называлось доверием. Потом сказала:
– Не знаю.
– Прокурор сказал, доказательств мало. Есть отпечатки, есть следы, но адвокат будет давить на недоказанность. Говорят, он… хороший адвокат.
Томас говорил спокойно. Даже слишком. Как будто в нём поселилась новая природа – бесстрастная, чужая, способная говорить о смерти, как о налогах.
– Я чувствую, – сказала Эстер, – что он выйдет.
Эта фраза повисла в воздухе. Её звук разложился на частоты: предчувствие, ужас, безысходность. Томас встал, прошёлся по комнате, остановился у окна.
– Тогда всё зря, – сказал он, – тогда всё это… просто боль. Без смысла. Без последствий.
Эстер не спорила. Она знала: смысл – не то, что ищут в страданиях. Смысл – это то, что уходит первым, когда умирает человек.
Они долго молчали. Потом Томас ушёл в спальню. Она осталась. За окном темнело. Папка лежала на столе, как свёрток со старой одеждой, как вещдок из другого мира. Эстер дотронулась до обложки. Бумага была холодной. Она подумала: в этой папке – всё, что осталось от её дочери в глазах закона. Не голос, не запах волос, не следы босых ног на полу после душа. Только страницы. Только страницы.
В ту ночь она легла поздно. Сон не приходил. Во сне, когда он наконец пришёл, Ханна стояла на берегу. Река была чёрной, как чернила. Девочка махала ей рукой, улыбалась. На ней был шарф, и он развевался так ярко, что перекрывал весь серый мир вокруг.
Проснулась Эстер от звука – мимо проезжала машина. Шины шипели по мокрому асфальту. Она встала, подошла к окну. На улице никого. Только фонарь – старый, мерцающий. Он освещал клумбу. Там, где в прошлом году росли тюльпаны, теперь была только грязь и капли дождя.
Она вернулась к столу, взяла папку, открыла последнюю страницу.
Там стояла дата слушания. И подпись. А под ней – пустое место, предназначенное для заключения суда.