На следующее утро ветер принёс в дом запах сырости. В такие дни Эстер развешивала в доме лаванду. Томас шутил, что у них будет «чистое сновидение». Ханна надела зелёный шарф. Она смеялась, крутилась перед зеркалом, просила взять с собой конфету. Эстер поцеловала её в лоб, махнула рукой из окна.
Это был последний день без трещины.
Потом ветер сменил направление. И всё пошло по-другому.
Телефон зазвонил в семь пятнадцать, как и всегда. Эстер уже была на кухне – ставила чайник, развернула газету, но не читала. Томас стоял у зеркала, поправлял воротник, его движения были медленны, почти ленивы, он ещё не проснулся полностью. Всё было как в предыдущие дни. Всё – кроме пустой комнаты Ханны.
Эстер поднялась по лестнице с чашкой в руке. Постучала, не дождавшись ответа, открыла дверь. Одеяло скомкано у изножья, подушка смята, окно распахнуто. На подоконнике осталась фантик от конфеты. Коврик сместился в сторону, мишка лежал лицом вниз у двери. В комнате не было тела. В комнате не было тепла.
– Она, наверное, ушла к Марте, – сказал Томас, подходя за ней.
– Не предупредив? – голос Эстер был ровным, но взгляд – застеклённым.
– Может, забыла, – он пожал плечами и пошёл вниз, достал из шкафа пальто, взял портфель, поцеловал её в висок.
Эстер осталась одна в доме, но с этого момента одиночество приобрело другой вкус. Она не понимала его сразу – он ещё не был страхом, ещё не обжигал. Он был, как лёгкий налёт пепла на подоконнике: не пугающий, но тревожный.
Она пошла к телефону, набрала номер Марты. Гудки шли долго, голос женщины был сонным.
– Нет, Эс, Ханна не заходила. Мы думали, вы проспали.
Сердце сжалось, не от боли, а от пустоты между мыслями. Эстер повесила трубку. Обошла весь дом. Заглянула в кладовку, в ванную, на чердак. Проверила входную дверь – была заперта. Сумка Ханны отсутствовала. Куртка висела на вешалке, но шарфа не было. Тот самый – зелёный, с пушистой бахромой.
В десять она уже обошла весь район. Зашла в школу, учитель развёл руками – нет, не приходила. Поговорила с детьми, заглянула в парк, проверила лавку, где Ханна любила покупать жевательную резинку. Продавщица улыбнулась: «Нет, не видела сегодня». Никто не видел. Никто не слышал.
К полудню небо стало мутным. Листья шуршали без ветра. Эстер стояла у порога, не в силах войти внутрь. Дом стал чужим. Без Ханны он казался сценой без актёра. Вещи оставались на местах, но смысл исчез. Платье на вешалке висело, как выдох. Книжка на кровати раскрыта на середине. Одна страница чуть согнута – как недосказанная фраза.