Вечером мы долго сидели у камина и обсуждали пережитое. Слава Богу, не мне одной стало стыдно за наше беспамятство. И мы наметили план действий, свой маршрут по дорогам родины и истории. Впереди – Южное Бутово и Левашовская пустошь, Владимирский централ и станция Шаниха в Нижегородской области,… Соловки – они были везде…
На следующий день мы должны были подняться на Секирку, самую высокую точку Центрального острова, где был расположен штрафной изолятор и куда переводили приговоренных к расстрелу, а в тот период, когда расстрелы не были еще массовыми – они не считались таковыми, если расстреливались 15 – 20 человек, – они там же и приводились в исполнение. Мы знали, что предстоит 12-тикилометровый переход по системе озер на лодках, но почему-то думали, что нас на них повезут. Но оказалось, что грести нам предстоит самим. Более того, догадаться, куда именно грести, тоже предстоит самостоятельно. (Ю. Бродский плыл, конечно, в одной из лодок, но на таком расстоянии ему не удавалось донести до нас свои указания). Нашей лодке повезло – в ней оказалась женщина, которая знала, за какое место держат весло, к тому же у нас нашлась карта, по которой можно было предположить, куда плыть. Поэтому мы шли первыми. Лодка, в которой плыл Ю. Бродский, шла последней, на случай, если придется кого-то подбирать. Лодка с францисканцами – о. Григорием и б. Николаем – смотрелась невероятно экзотично: печальная, закутанная в шаль Бьянка на носу, два удалых монаха на веслах и чернокожий Фермен на корме – то ли собираются бросать персидскую княжну за борт, то ли евангелизируют кого… И вообще, в 160 км от Полярного круга это зрелище поражало. Впрочем, лодка с о. Стефаном, тоже впечатляла – особенно, когда он правил ею, стоя на носу: еще бы песню спел – и чистая полярная Венеция! А может, и пел, но нам в другой лодке не было слышно… Когда через 4 часа мы увидели на берегу автобус!..
К подножию Секирки мы на нем и подъехали. Поднялись на вершину. Здесь стоит храм. В сталинское время он был разделен на два этажа, где и содержались узники. Перед храмом была выложена из булыжников звезда – сейчас от нее остался только холмик, – а за ней – край обрыва (теперь смотровая площадка). На краю этого обрыва ставили приговоренных, а от ворот храма, через звезду, стреляли. Наверное, это был символ того, что убивают не люди, убивает власть. Палачам думать так было легче… Мы помолились и в храме, и вокруг звезды – о расстрелянных и о стрелявших…