Мы замолчали. Наконец, мудрец сочувственно добавил:
– Тебе нужно собрать все ниточки живых чувств в одно. Что может двигать тебя в греющий свет, чтобы душа оживилась новым смыслом, что зажжет тебя на новую жизнь.
– Но как?
– Вдохнуть силы должна идея. Она должна светить, как солнце, и не кратко, а всегда, дольше смерти.
Во мне поднялся сарказм.
– Вы видите брызжущий через край свет зари вашей цивилизации, как вечную цель. Но грядут другие цивилизации…
Философ оскалился, как сатир.
– Свет – это вечность, там останавливается движение.
Я усмехнулся.
– Можете представить, что ваша вечность – тоже переменчива? Вы стали родоначальником идеи, которое позже назовут Реннесансом. Но придет новое время, крушения гуманизма, – постгуманизм, отмена традиционных ценностей. Преодоление ветхости человеческой природы, духовные и физические преобразования, новые стратегии колониализма. Грядут великие открытия, они позволят надолго сохранять тело человека. Но будет ли жить душа, то есть божественное в человеке, гораздо дольше тела? Великие книги говорят так, пока будет живо человечество. В новых угрозах миру люди забудут об идее гуманизма и нравственной стойкости. Будут ценить не духовное, а невиданные блага, которые хлынут на их головы. Но это и заслонит страх всеобщей смерти – от войн с помощью изобретенных смертельных технологий, или от природных катаклизмов. Забудутся волновавшие проблемы нравственности, морали, захочется только спасения. Эволюция человека не завершается.
Меня озарило вдохновение, словно заиграл цветок на солнце.
– Придет новый тип человека, встроенного в небывалые технологии и гипноз, называемый искусственным интеллектом. Дети погрузятся в гипноз, сидя в наушниках перед компом. Прогнозы о будущем будут не делом пророков, а инвестиционным предвидением…
Я немного зарапортовался. Философ был ошарашен сложностями моего прогноза, небывалым предвидением будущего. Я замолчал, устыдившись фальшью положения – ведь мои знания почерпнуты из учебников для средней школы и догматических книг моего времени.
– Но там, – продолжал я, – в новом мире, все равно останется мое страдание, жаждущее чего-то, что спасло бы меня, убрало отчуждение от мира и равнодушие внутри. Желание, внезапно увидев перед носом то, что убивает меня, – отстраниться от него.