Рация на груди вдруг захлебнулась в белом шуме помех, треск и шипение заполнили эфир, а затем – тишина. Ни приказов, ни докладов, ни даже привычного фонового гудения. Только пустота.
Дождь лил не переставая, превращая всё вокруг в размытое серое полотно. Он стекал по броне, заливал окопы, растворял в грязи следы сапог. Мир съёжился до размеров мутного стекла противогаза, за которым лишь бесконечные всполохи взрывов да силуэты развалин.
Она стояла у окна, положив ладонь на холодное стекло, и смотрела в такое же дождливое небо. Капли стекали по стеклу, как слёзы, но она не плакала. Просто смотрела туда, за горизонт, туда, где сейчас был он.
И думала о том, как он морщится, когда пьёт слишком горячий чай. Как по утрам его голос хрипит, пока не разойдётся. Как его пальцы, грубые от оружия, могут быть невероятно нежными, когда гладят её волосы.
Мороз сковал всё – воздух, металл, даже время. Его пальцы, примёрзшие к затвору, больше не чувствовали боли – только тупое, давящее онемение. Автомат стал продолжением рук – ледяным, мёртвым, но верным.
Где-то там, существовал другой мир. Там люди не мёрзли под дождём, в ледяном аду. Там жены смотрели на часы, а не на похоронные письма.
Он сжал оружие. Костяшки хрустнули, но боли не было – только знакомое напряжение, как перед выстрелом.
Дождь? Нет, это не дождь. Это Вальгалла плакала по ним – ледяными слезами, что застывали на броне алмазной коркой.
День второй.
Ночь не принесла облегчения. Дождь прекратился незадолго до рассвета, но сырость осталась – липкая, пронизывающая, въевшаяся в кожу, пропитавшая одежду, просочившаяся в самые кости. Она висела в воздухе тяжелым туманом, оседала на металле холодной испариной, заползала под бронежилет ледяными пальцами.
П. проснулся от собственного кашля – резкого, лающего, будто кто-то раздирал ему горло изнутри ржавой проволокой. Он приподнялся на локте, сплевывая черную слюну, и во рту тут же разлился знакомый привкус: гарь от бессонных костров, железо от прикушенной щеки, что-то еще – горькое, лекарственное, возможно от тех таблеток, что давали в медсанбате.
Он лежал на спине, втиснутый между бетонными обломками, словно пуля в обойме. Глаза медленно фокусировались на сером небе, где редкие разрывы туч пропускали бледные лучи утреннего солнца.