– Третий, – устало пронеслось в его голове. Первый он подбил своим противотанковым ружьём, когда Сашка был ещё жив и сидел рядом, подавая патроны. Иван осмотрелся. Оставшиеся танки противника отступали под натиском подоспевшего резерва. Кругом слышалось удалое "Ура". Румынской пехоты уже не было видно на поле боя.
– Теперь можно и передохнуть.
Но передохнуть не получилось. Из горящего "Тигра" в чёрных как смоль комбинезонах через открывшийся люк полезли фрицы. Иван выхватил из кармана пистолет с двумя оставшимися патронами и в упор расстрелял одного танкиста, двое других даже не успели поднять автоматы, как упали рядом с танком словно подкошенные. Солдат оглянулся. Позади него стоял и весело улыбался загорелый пехотинец с автоматом в руке. Из-за горящего танка появились ещё человек десять солдат. Форма на них была словно только что со склада, да и оружие блестело, как на смотре.
– Ну ты даёшь, паря, – прокричал пехотинец, по всему видать, ещё не обстрелянный, в прошлом шахтёр. Он и автомат-то держал неумело, как отбойный молоток. – Знатно на-гора выдал. По-нашему. Молоток.
Он обвёл взглядом высотку и враз посуровел. На чисто выбритых широких скулах отчётливо обозначились желваки. Вокруг, насколько хватало глаз, лежали разбитые орудия, стояли горящие танки. Свои, родные тридцатьчетвёрки. Немецкие "Тигры", "Пантеры". И трупы, трупы, трупы. Вперемешку с врагом, в окопах и на поле боя, среди неубранных хлебов и в воронках. Наполовину высунувшиеся из танков, обгорелые, лежащие в развороченной снарядами земле. Вперившие невидящие глаза в потемневшее от копоти выцветшее летнее небо. Лишь десятка полтора чудом уцелевших бойцов устало сидели на краю окопа и сворачивали почерневшими пальцами толстые самокрутки.
– Хана батальону, – прохрипел Иван, без сил опустившись на вывороченное танком бревно. – Хана…
Он обхватил голову руками и закрыл глаза. По грязным от пыли щекам медленно и как-то неуверенно скатилась слеза, оставив за собой тонкий холодный след. Так он последний раз плакал ещё пацаном над могилой матери в свои неполные четырнадцать лет.
Глава 2.
Сквозь соломенную крышу сарая дружно и весело пробивались лучи утреннего солнца, освещая незатейливую постель, устроенную на прошлогоднем сене. Из-под разноцветного одеяла с одной стороны выглядывала лохматая голова, а с другой босые ноги Ивана Селиверстова, колхозного бригадира. Иван как мог укрывался от назойливого солнца, но совсем спрятаться от него так и не получалось, а подвинуться в тень было ужасно лень. Да и спать жуть как хотелось. Сон такой сладкий снился, что смотрел бы и смотрел его без конца. Лидка Крайнева снилась, давняя пассия бригадира. И главное, понятно было, что это всего лишь только сон. Делать можно абсолютно всё что захочешь, только вот делать это всё как-то уж совсем не получалось. Изворачивалась Лидка, словно уж, целовать себя так и вовсе не давала. Смеялась, бестия, и хоть ты тресни, а ничего у Ваньки не ладилось. Солнце ещё как назло мешало хорошенько сосредоточиться. Светит и светит прямо в глаза. Лидка от этого то и дело пропадает…