Она сделала шаг. Потом ещё один. Он ждал…
Она не узнавала себя. Вчера она говорила подруге, что её бесит его надменность. Позавчера – обещала себе, что больше не будет на него смотреть. А сейчас… стояла в его кабинете, с замкнутой дверью за спиной и жаром под кожей, который предательски расползался всё ниже.
«Ты сумасшедшая. Он твой начальник. Он может сломать тебе жизнь.»
Но разве он её не уже сломал? Каждый взгляд, каждый приказ, каждое случайное прикосновение – они преследовали её по ночам, как запретный сон, из которого не хотелось просыпаться.
Он стоял у окна, повернувшись вполоборота. Ждал.
– Ты молчишь, – сказал он. – Значит, остаёшься?
Марина не ответила. Просто подошла ближе.
Он обернулся и встретил её взгляд. В этот момент она поняла: он не просто дразнил её. Он проверял. И теперь ждал – не согласия, а подчинения. Она медленно расстегнула пуговицу на блузке. Всего одну.
– А ты… всегда так с подчинёнными? – спросила она хрипло.
– Только с теми, кто не умеет прятать желания.
Он подошёл ближе, и на этот раз – коснулся её первым. Лёгкий жест – кончиками пальцев по шее, за ухом, вниз по ключице. Ни капли спешки. Ни тени сомнения.
Она закрыла глаза. Её тело выбрало раньше, чем разум.
Он не торопился. Именно это сводило её с ума. Ни резкости, ни спешки – только уверенность. Как будто он уже знал, как и где ей приятно, как её дыхание дрожит от легчайшего прикосновения. Как будто он изучал её давно – взглядом, движениями, поворотом головы в лифте, запястьем на столе в переговорной.
Его пальцы коснулись её кожи под рубашкой. Погладили, как гладят фарфор. Он не раздевал – он раскрывал. Медленно, бережно, позволяя ей чувствовать себя не вещью, а желанной.
Она тихо выдохнула, когда его губы коснулись её шеи. Ласково, осторожно, но с неуловимой тенью намерения. В этой нежности была сила, в этой мягкости – власть.
Он развернул её к себе. Провёл ладонями по спине, спустился к талии, потом – ниже. Марина прижалась к нему всем телом, и между ними исчез воздух, исчезло «можно» и «нельзя». Осталось только это: тепло, пульсирующее, стыдное и сладкое желание.
Он поднял её на руки, словно она ничего не весила, и уложил на кожаный диван в углу кабинета – тот самый, на который она боялась даже смотреть прежде. Сейчас он стал алтарём их молчаливой исповеди.