Птица билась и скреблась в коробке, будто неведомая сила выворачивала ей все суставы, в коротких промежутках вскаркивая, уже не так громко, но всё так же болезненно.
Коробка треснула внезапно и с таким оглушительным звуком, что Аня окаменела, обратилась в соляной столп. Ворон исчез. На полу посреди комнаты стоял на четвереньках худой голый мужчина, белый и абсолютно беззащитный.
Покрепче зажмурившись, Аня быстро и широко распахнула глаза. Незнакомец остался на месте.
За эти дни Андрей так и не понял, когда ему бывает хуже – ранним утром, где-то за полчаса до рассвета, когда все суставы ломит, а внутренности словно бы прокручивают через раскалённую мясорубку, а потом человеческое тело резко сжимается, заламывается и превращается в птичье, или вечером, на закате. Тогда он не ощущает боли или, точнее, не осознаёт её по-настоящему, зато потом, когда к нему возвращается человеческий разум, голова опухает и разламывается от мощной сенсорной перегрузки. Мир теряет яркость, кругозор схлопывается, тяжесть тела наваливается и пригибает к земле, запахи и звуки мешаются, а сознание заполняет поток слов и мыслей.
Сейчас Андрей на четвереньках стоял посреди маленькой, заставленной мебелью комнатки. Ещё минуту назад она казалась ему огромной. Спинка кресла вздымалась высоко над головой – не дотянуться, разве что долететь, а теперь он легко схватился за неё рукой, поднимаясь с пола. Коробка, в которую его запихнула сердобольная тётушка, и до того казавшаяся ему тесной, теперь выглядела пугающе крохотной. Как он только в неё поместился?
Сердобольная тётушка застыла в дверях с кружкой. Она держала её так неловко, что чай тонкой струйкой лился на пол и брызгал во все стороны. Тётушка этого не замечала, она во все глаза смотрела на Андрея. Отчего бы ей не смотреть? Не каждый день подбитый ворон оборачивается человеком вот так, в прямом эфире, без регистрации и эсэмэс. Андрей и сам бы не отказался поглядеть на это со стороны, а не изнутри, так сказать, ситуации.
Человеческий разум вернулся, а следом за ним вернулся и стыд. Неловко прикрывая рукой пах, Андрей шагнул в сторону, за кресло, чтобы незнакомая женщина видела его только по пояс. Надо было сказать ей что-то успокаивающее, ободряющее, чтобы она не испугалась, не набросилась на него, не погнала из дому.