Ферапонтовская Мадонна
Ферапонтово! Удивительный уголок далекого Русского Севера. Покой и гармония наполняют здесь душу человека и кажется, что время не властно над этими холмами, озёрами, лесами и лугами. Все здесь дышит удивительной чистотой, и поют свою потаенную тихую песнь вода, земля и небо. Эта песнь сопровождает путников, идущих по дороге к монастырю, вот уже шестьсот лет возвышающемуся на холме между двух озёр, она звучит на ступенях храма Рождества Богородицы и мощным хоралом поднимается ввысь в сиянии красок великого Дионисия.
Здесь, в соборе, в удивительном голубом, розовом и золотом сиянии словно оживают дивные строки Франческо Петрарки:
О всеблагая, благословенная,
Лествица чудная, к небу ведущая!
С неба ко мне преклони свои очи!
Воду живую, в вечность текущую,
Ты нам дала, голубица смиренная,
Ты солнце правды во мрак нашей ночи
Вновь возвела, мать, невеста и дочерь,
Дева всеславная, Миродержавная.
И таиница божьих советов!
Проведи ты меня сквозь земные туманы
В горние страны,
В отчизну светов!
(«Хвалы и моления Пресвятой Деве»)
Почему именно строки Петрарки, а не стихи Акафиста? Возможно, потому, что слишком близки друг другу по духу, по восприятию образа Богоматери гениальный итальянский поэт четырнадцатого века и не менее гениальный русский живописец, родившийся и творивший столетие спустя. И ещё потому, что слишком напоены солнцем и светом, слишком ренессансны эти стройные, изящные фигуры, нанесенные на стены северного храма великим мастером, спевшим здесь свою лебединую песню. Да и изображения храмов и других строений, хотя до предела стилизованных, больше напоминают итальянские соборы и палаццо, нежели традиционные русские соборы и церкви.
Но, может быть, всё это вполне закономерно и ничего странного в подобных ассоциациях нет? Вспомним время, в которое жил и творил Дионисий, называемые современниками «мудрым и прославленным больше всех» и «началохудожником» (то есть художником от Бога).
Это было время, когда набирала мощь деспотия Ивана Третьего – «Великого Князя и Царя Всея Руси»; время религиозных смут, когда «все сомневались и о вере пытали»; время грандиозного каменного строительства в Москве, для которого Иван Третий с удивительным постоянством приглашает только итальянских архитекторов.
И они ехали в Москву: Аристотель Фиораванти – архитектор и инженер – приехал в тысяча четыреста семдесят пятом году; Пьетро Антонио Солари (Петр Фрязин) – архитектор и скульптор – в тысяча четыреста девяностом году; Алоизио ди Каркано (Алевиз Фрязин Миланец) – архитектор – в тысяча четыреста девяносто четвёртом году; Алевиз Фрязин-Новый – архитектор – в тысяча пятьсот четвёртом году; Бон Фрязин – архитектор – в тысяча пятьсот пятом году. Каждый из них внес свой вклад в строительство Московского Кремля.