– …много голосов… слов…
– …по ниточке собираю…
– …один, три, два… я тебя нашла… ха-ха!
– …и никто со мной не говорит… Не могу понять почему. Не могу понять…
Где-то на последних словах голос дрогнул. Казалось, что это «не говорит» – самая честная фраза из всех.
– Ты… ты одна здесь? – спросил я тише.
Плесень помолчала. Шорох, треск, хруст, словно кто-то перебирает проводами. Потом – глухо, будто из самой глубины бункера, чужим голосом, спокойным, но совсем безжизненным:
– Я не знаю… и никто со мной не говорит… Не могу понять почему.
После этого эфир снова затих. Только стены чуть слышно поскрипывали, и в этом скрипе будто бы угадывалось дыхание.
Я стоял посреди этого заброшенного бункера, с рацией, которая молчала, с голосами, которые больше не звучали, и впервые за всё это время подумал: а если это не байка? А если я сейчас разговаривал не с радио?
А с чем-то похуже.
Прошло минут десять, а я всё ещё стоял там, в полутьме, прислонившись к стене, и думал, что, возможно, просто двинулся кукухой. Ну, а почему бы и нет? Психика – дело тонкое. Две недели в Зоне, один раз нормально не поспал, съел какую-то консервированную дрянь с душком, вот тебе и голоса в голове.