Когда ему сказали, что выписывают «домой», он всё-таки, обрадовался, потому что больница ему порядком надоела, в излечение ни он сам, ни врачи – никто теперь не верил, и он не раз подумывал: «Лучше уж под кустом, чем в этой проклятой палате…» Ведь если выписаться, то впереди будет ещё много всего: будет ещё встреча с зимней улицей, прогулка по шумному городу до автовокзала, толкотня в очереди за билетом, потом дорога домой, будет ещё ожидание того, как он сойдёт на остановке около магазина, как будет раскланиваться со всеми, как пойдёт в Шибаевку к своему дому, к жене… И вот теперь – так скоро! – всё это было уже позади. Оставалось лишь пройти полкилометра, постучаться в окно, похлебать чего-нибудь, потом забраться на печь – и не знать, встанешь ли…
Уже темнело. В доме, в прихожей, горел свет, и ярко-оранжевый половик лежал под окном на тёмно-синем снегу. Платоныч постучался в окно. По занавеске скользнула тень, послышались глухие шаги, ласково звякнула задвижка в коридоре, заскрипели промороженные ступеньки крыльца.
– Кто ещё там? – близко раздался голос жены.
– Анна… – отозвался Платоныч.
– Лёша?..
– Да…
Брякнул крючок, дверь распахнулась – и Анна с Платонычем минуту смотрели друг на друга в потёмках, словно не узнавая или не веря, что она – это она, а он – это он. Вдруг Анна заторопилась в дом, будто оттуда её позвали, а Платоныч стал сосредоточенно обметать веником валенки.
И вот вошёл, снял шапку.
Анна стояла спиной к нему и мыла посуду.
– Здравствуй, – сказал Платоныч.
– Здравствуй, – недовольно буркнула Анна.
Платоныч всё стоял. Анна медленно оглянулась на него, вытаращив глаза.
– Ну и чего?..
– Вот видишь… Выписался… – начал было Платоныч, но тут их глаза встретились, и он не смог выговорить слово «домой». Анна бросила тарелку в блюдо, словно обожглась ею, и пошла, строгая, в спальню; там скрипнула кровать и послышались заглушённые подушкой: «Ох-хо-хо-о… о-ох…» Платонычу от этого стало легче – ему показались почему-то смешными эти звуки, и он улыбнулся: вот, мол, сколько всего из-за меня одного!.. Стал раздеваться.
Из спальни Анна вышла спокойная, будто ходила туда по делу; не глянув на мужа, опять принялась за посуду. Платоныч подсел к столу, закурил. Он выставил бутылку, начатую в дороге, но не стал допивать её: впереди ещё ночь, а покуда и так терпимо. Анна подала ему ужинать, стала резать чёрствый хлеб – видно, в магазин сегодня не ходила.