Престон и Амели подошли к столику у окна. Он галантно пропустил ее вперед, слегка коснувшись ее спины, словно направляя. Она почувствовала тепло его пальцев сквозь тонкую ткань блузки и едва заметно вздрогнула. Они сели.
Шелковая блузка сидела на Амели… слишком уж откровенно, буквально обтягивая каждый изгиб ее фигуры. Разница в размерах груди дала о себе знать с первых же минут: верхние пуговицы упорно отказывались застегиваться, образуя соблазнительный треугольник выреза, который обнажал гораздо больше кожи, чем она планировала, ее пальцы нервно тянулись к груди тщетно пытаясь прикрыть то, что так настойчиво стремилось вырваться на свободу.
Но настоящим испытанием оказалась юбка. Она теперь казалась ей откровенной насмешкой. Облегающая черная ткань поднималась на опасные сантиметры вверх, заставляя Амели постоянно контролировать положение ног. Каждый раз, когда она меняла позу, чувствовала, как холодок воздуха касается кожи бедер выше, чем ей хотелось бы. Этот вызывающий ансамбль заставлял Амели смущаться до дрожи в коленях, а щеки пылать.
Престон, сидя напротив, медленно поднял бровь. Его взгляд, привыкший к её мешковатым футболкам с дурацкими принтами, теперь с неприкрытым интересом скользил по обнажённым ногам, заставляя Амели судорожно одёргивать юбку. Он видел, как дрожат её пальцы, хватающиеся за подол, как безнадёжно коротка оказалась эта проклятая вещь. Он поднимал взгляд выше – к тонкой талии, подчёркнутой обтягивающим шелком, затем к груди, от которой она поспешно прикрылась ладонью, вызывая у него непроизвольную улыбку.
Эта новая Амели – смущённая до дрожи в коленях, краснеющая как первокурсница на первом свидании, беспомощно мечущаяся между попытками прикрыть то ноги, то декольте – казалась ему поразительно… трогательной. Такой контраст с её обычной едкой уверенностью, с тем острым языком.
Его взгляд задержался на её пухлых губах, слегка прикушенных от смущения, и в груди что-то болезненно сжалось. Он с усилием отвел глаза, стиснув кулаки под столом. "Держись, черт возьми", – прошипел внутренний голос, но образ её растерянности уже въелся в сознание, вызывая странное тепло в самой глубине груди.
Он выпил воды, слегка улыбнулся. Его глаза, обычно такие собранные и деловые, теперь медленно скользнули вниз, задерживаясь на особенно "выразительных" деталях ее образа чуть дольше, чем следовало бы.