Старик показал на человека, лежащего в канаве.
– Торопился, видать, очень сильно. Вскочил на плот, значит… так один их этих, железных, так его приложил мечом по голове, что тот свалился, и до сих пор очухаться не может.
– Что? Он убит?
– Да не… плашмя его ударили… вроде дышит, – равнодушно сказал паромщик, сплевывая в воду. – Рубанули бы лезвием, наверно, пополам бы развалили… А так… отлежится – дальше пойдет…
Молодой парень, по виду горожанин, ничком лежал в пяти шагах от плота. Брат Гуго подошел к раненому и перевернул на спину. Тот дышал, но был холодным как лед. На голове молодого человека, под волосами, красовалась огромная шишка. Крови не было. Брат Гуго осторожно ощупал рану и немного успокоился – череп цел. Однако холодная, как мрамор, кожа серьезно встревожила его.
– Дорогой брат, его нужно срочно согреть, – обратился он к кюре. – Вы разрешите перенести его в вашу карету?
– Карета не моя, дорогой брат Гуго, – прокряхтел отец Леонард. – Ее дал мне епископ Ле Вигана, чтобы я смог посмотреть выход папы… – он оборвал сам себя. – Впрочем, что я несу? Вы правы. Надо перенести несчастного в тепло. Тут он скоро окоченеет на холодном ветру. Где этот несносный Джеронимо? Погодите немного, пойду, разыщу этого бездельника. Наверняка смотрит на поединок, забыв о своем долге!
Старый кюре исчез в толпе. Вскоро он, действительно, появился, волоча за ухо своего слугу, выговаривая ему при этом:
– Я тебя собственноручно высеку, негодяй! Я тебя послал узнать, что тут происходит, а ты вместо этого стоишь, открыв рот, и смотришь, как знатные господа шпыняют друг друга железками! Я для этого тебя послал, а? Смотри у меня!
Вразумив таким образом Джеронимо, старый отче велел ему отнести несчастного в карету. Широкоплечий Джеронимо взвалил раненого на плечо и легко понес. Святые отцы пошли следом.
В карете отец Леонард обложил пострадавшего подушками и укрыл шерстяным одеялом, как нельзя кстати оказавшемуся под одним из сидений.
– Нам нужно что-то предпринять, дорогой брат. Вы не находите? – спросил кюре у брата Гуго, снова выбираясь из кареты на дорогу и всматриваясь вперед. – Неизвестно, сколько будут сражаться эти господа. Силы, похоже, у обоих равны.
Францисканец отозвался:
– Полагаю, вы правы, однако я ничего не могу придумать. Обращаться к ним со Словом Божьим, сейчас думаю, бессмысленно. Если они сражаются, они его не услышат.