Мужчины молчали. Андрей налил еще. Так же молча выпили.
– А сейчас слушай меня, – Андрей наконец заговорил. – Начнем с того, что ни одно твое видение еще не сбылось. И никто не знает, сбудется ли. И потом, все в твоих руках. Ты можешь отослать его куда-нибудь. На время. Оплати ему в том самом возрасте обучение в пансионате. Ну придумаем же что-то, у нас на это минимум 12 лет есть. Главное, не программируй себя. Я не верю во всю это чертовщину… Точнее, до знакомства с тобой не верил. Теперь сомневаюсь. Говорят, что мысль материальна. Так вот не наматериализуй себе. В школу пойдет, я присмотрю. Ты знаешь, как я к детям. Если что-то замечу, агрессию, например, или еще какие странности, я тебе сразу скажу. Ну же, Стас. Надо жить дальше.
– Надо жить дальше, – как эхо повторил Стас за другом. И вдруг, уронив голову на стол, расплакался. Горько и отчаянно, как ребенок.
Стас проснулся рано, в своей постели. В голове было удивительно свежо. Будто и не пили вчера. Выпало разве что только одно: как он засыпал. Хотя какая разница, добрался он сам до кровати, или его уложил Андрей. Им друг от друга скрывать было нечего. Первым делом набрал лейтенанта. Оказалось, Анжела Карповна уже позвонила ему и отозвала заявление. В двух словах Стас пояснил, что тесть принял несовместимый с алкоголем препарат и претензий иметь не будет. О назначении препарата упоминать не стал. Но судя по тому, как на том конце трубки хмыкнул Пищенко, подумал, что Анжела Каповна уже и сама всё разболтала, естественно, обвинив во всех грехах Семеновича. А может, лейтенант просто не поверил объяснениям Стаса.
– Ну и плевать, – Стас положил трубку и стал натягивать одежду. В больнице он хотел появиться пораньше.
По дороге забежал в местный торговый центр. Он никогда не приветствовал цветы в палатах рожениц, да и не продавали их в поселке, спроса не было. Немного подумав, купил воздушный шарик. Накачанный гелием, в виде лошади. Это все, что могла предложить местная торговля. Были и резиновые, более логичных расцветок и форм, но одна мысль о том, что шар придется надуть, рождала в его душе панику. «Лошадь так лошадь, – сказал он себе. – Будет означать, что пацан родился. Кавалерист. Или жокей. Или конюх».
Первый, кого он встретил, поднявшись на второй этаж, был тесть. Семенович выглядел браво. Увидев Стаса, заканючил.