– Слушай, Груня, или ты сейчас замолчишь, или я тебя в дом больше не пущу! И делай, что хочешь со своим дурным Никифором! А слухи дурацкие я тебе распускать не дам. Мне ее принять потяжелее твоего было, и характер у нее тяжелый, но Рената мне как-никак сестра. Какой ещё агроном? Ну да, ходила… Да разве ты не знаешь, что этот сад, что к совхозному прилегает, еще прадед наш сажать начал, а потом все поколения Березиных по деревцу насаждали. А этот идиот решил сады частично извести – и наш туда попадает. Клубнику разводить им понадобилось!
– Так ведь отняли сад-то, когда и дом хотели забрать… Чего ж теперь?
– Вот все так и рассуждают! «Что ж теперь?» А Рената ему хотела хоть сорта показать, а вдруг пожалеет… Они же растут годами. Там и анис, и пепин (красненькие такие, твердые), и коричные… Он, кстати, переговорить обещал в Москве-то про рентабельность клубники этой. А вы заладили все: гуляла, да гуляла, да с агрономом. Уйди, Груня, мне картошку чистить…
Груня надулась и, туго завязав на голове косынку, которая все еще болталась у нее на шее, молча двинулась к двери. На пороге она вдруг остановилась, с недоумением глядя куда-то вправо.
– Тонь, а ты Клашу почтальоншу ждешь, что ли? Чтой-то она после обеда-то подвалила?