– Как дети! – покачал головой Лисандр. Он стоял рядом с Луканом в сияющих на солнце доспехах, пряча в короткой черной бороде снисходительную улыбку. – Чем отличаются жители больших городов от жителей малых, так это неуемной страстью к зрелищам.
– Не вижу в этом ничего зазорного, – отозвался Лукан. – Хотя по мне, так все эллины, без исключения, проявляют слабость ко всевозможным торжествам. – И, предвосхищая готовый сорваться с губ адмирала вопрос, уточнил: – Да и римский народ ничем не лучше. Правда, в отличие от вас, предпочтение отдает кровавым зрелищам в амфитеатрах. Хотя лично я никогда этого не понимал.
Лисандр от такого прямого заявления вскинул брови, но промолчал, явно оценив откровенность трибуна. Три года назад их познакомил Кезон, человек, с которым судьба Лукана сплелась в один клубок еще в Риме и без помощи которого его младшая сестра, Туллия, не находилась бы сейчас в царском дворце Пантикапея, в безопасности и комфорте. Прошлым летом, отплывая в Италию, он пообещал, что следующее его появление на Боспоре ознаменует скорый приход на эту землю мира. Вот только о том, что нужно будет сделать для этого «прихода», он тогда умолчал. Впрочем, все трое и так понимали, что прямого и кровавого столкновения с Митридатом не избежать. Пока изгнанный царь был жив и наращивал мышцы у самых границ государства, ни о каком мире не могло быть и речи.
Между тем по собравшейся в порту толпе прокатилась новая волна шума. Послышались отдельные крики:
– Они не будут высаживаться! Корабли стали на якоря!
– Спустили лодки! Две… нет, три.
– Только три?! А как же войско?
Какой-то юнец, опираясь на плечи своих товарищей, высоко подпрыгнул – видимо, хотел рассмотреть происходящее на воде получше. Толпа тут же сомкнулась, и бедолага с воплем свалился прямо на щит легионера.
Лукан с Лисандром переглянулись и повернули головы к Аквиле. Лицо префекта оставалось невозмутимым, как и взгляд, устремленный к замершему на рейде флоту. Казалось, его нисколько не смутил тот факт, что торжественной высадки хотя бы части прибывших подразделений не произойдет, а это, бесспорно, расстроит охочих до зрелищ греков. Видимо, он угадал мысли смотревших на него мужчин и, не поворачивая головы, заявил:
– Пышные приемы и торжества оставим на потом. Для них нет времени. Вы знаете не хуже меня, как нам дорог каждый день.