– Или уходите отсюда, или по-человечески объясните, в чем я перед вами провинилась? И ведите себя прилично, иначе я вызову милицию.
– Нет, это я вызову милицию!.. Ты меня окрутила, ты заставила креститься и обнимать потроха Матрёны. Ты для позора сделала это!
– Да не валяйте дурака. И что вы против рожна прёте?! Отрезвитесь сначала, тогда и выясняйте отношения. Или к врачу обратитесь за помощью…
– Я был у врачей, был! И они сказали: ошиблись в диагнозе…
– Но вы, лукавый человек, ведь не сказали врачу, что были в Москве, молились святой праведной Матронушке об исцелении!
– Что говорить, когда ничего нет, – еврейская мифология! Что говорить, когда такие, как ты, оболванивают людей! Ловите в сети – и обращаете в ложь! И говорить нечего – судить вас надо! Ты думала, я принесу тебе ордер на квартиру – и стану обслуживать тебя. Ошиблась!
Наташа побледнела, захотелось вытолкать в дверь этого человека – но ведь он может быть агрессивным, и просто так с ним не справиться… Разбить всю его болтовню ничего не составляет – лишь бы воспринимал!..
Щербатов не воспринимал.
– Уже, Пётр Константинович, судили. Миллионы расстрелянных. Мало?.. Но как же вы будете судить, если президент Путин под объективом телевидения молится, прикладывается к святым иконам, причащается Христовых Тайн? С него и начинайте судить. Даже не с него, с Политбюро КПСС – они организовали перестройку, под откос пустили государство. Вас, коммунистов, и надо судить, вы разрушили и разграбили Россию, а теперь как щенки повизгиваете…
И только теперь, не снимая плаща, Щербатов, качнувшись, шагнул от двери и тяжело сел на скрипнувший стул. Опустил взгляд, помолчал, а затем, вытягивая шею в сторону Наташи, буквально просипел, вдруг охрипши:
– Зачем ты это сделала? Надо мной смеются… О каком Боге ты плела, когда Его нет?!
– Есть, и вы живой тому свидетель: исцелился от смертельной опухоли!.. Но это не за ваши духовные заслуги, это пробное поощрение за продвижение к вере… Но запомните, Пётр Константинович, поберегитесь: как Бог дал, так и возьмёт. Может случиться, что уже завтра взмолитесь о продлении дней ваших хотя бы на один год.
Щербатов как будто задумался. Казалось бы, человек тотчас и спохватится и воскликнет: «Господи, прости меня!»
Но это только казалось. Не отводя взгляда, вновь он хрипато просипел: