Илья удивлённо вздернул голову, как если бы впервые услышал о распятии Господа. Он даже потянул на сторону шею, игриво потрепал рукой свою густую шевелюру и, помедлив, сказал:
– Братья, а ведь удивительный вопрос – распятие! История этого известна всем. Можно представить подобное сегодня, можно возвратиться в историческое прошлое. Масса иудеев на площади кричала «распни!», а вот мы, я спрашиваю себя и вас, положа руку на сердце, подумав и взвесив исторические события и нашу осведомлённость, мы – в тех условиях – закричали бы: распни?! И, понятно, надо помнить, что Иисуса объявляли сектантом, обвиняли в присвоении имя Божия. А в их крови жила вера иудейская: Ветхий Завет – это вера тысячелетия. Чудеса Иисуса не всем приходилось видеть прямо, но знали о чудесах, наверно, все; религиозная и светская пропаганда работала и тогда. А ещё давление фарисеев и книжников. И вот, обвинив Иисуса из Галилеи в ереси и самозванстве, от нас и потребовали бы ответа: распять Его или отпустить? Ответить в обязательном порядке там, на площади, перед лицом Спасителя. Что прокричал бы каждый из нас?.. Вопрос всем.
В это время в аудиторию вошёл доктор богословия Троицкий.
– Вот подумайте, не прикрываясь самообманом…
Посмеиваясь и переговариваясь между собой, семинаристы рассаживались по местам, а Троицкий, быстро проходя к кафедре и, видимо, уже уловив, в чём дело, сказал, поджимая губы:
– Думайте, думайте, братья. Крон пустых вопросов не задает… Нашу пару отработаем по плану, а после лекций и я могу принять участие в «вопросах и ответах»…
Семинаристы шушукались, а Илья во весь голос сказал, видимо, для доктора:
– Это интересно: «А что ты крикнул бы на площади пред лицом Спасителя и Пилата – в исторической перспективе – и сегодня?»…
– Я так и понял, – согласился Троицкий, и уже тотчас начал лекцию.
После лекций профессора загрузили вопросами по предмету, так что «распни» отложили до свободного часа…
2
Ни жизнь в родительской квартире, ни университетская жизнь не были даже похожи на жизнь в семинарии. И если бы спросить любого семинариста, а чем же обособляется здешняя жизнь? Наверно любой ответил бы:
«О, семинария!.. Бытовой аскетизм, послушание, строгий режим – и ни дня своего времени…»
Так зачем же понадобилась семинария после университета, когда уже и в аспирантуре место было обеспечено? И родители наставляли традиционно: ускоренно окончить школу и вуз, хорошо поработать в аспирантуре, чтобы к тридцати годам выйти на докторскую. Но Илье очень уж легко давались науки – никакого напряжения, так что уже в школе желание постичь рассеялось, как туман под солнцем. А в университете и вовсе охолодило – ничего нового. Хотя диплом он получил с отличием, но от аспирантуры наотрез отказался; и профессионально заниматься биологией – желание отпало.