, к мощной груди которого ненароком прильнула строптивая Упса
[4].
Но вот один поворот, другой – и Упса отпрянула от старца, вильнула в сторону, как невеста, сбежавшая от богатого, но нелюбого жениха, и свободно устремилась в укромность Минусинской долины. Вольно разлилась среди скалистых отрогов, покрытых хвойным кедрачом, легко побежала через ковыльные степи и одарила светлой улыбкой бегущие навстречу ослепительно белые берёзовые рощи.
И сразу на её изумрудных берегах вспыхнули розовым облаком стаи сказочных фламинго, затрепетали белоснежными крыльями влюблённые пары лебедей. На шёлковых травах распушили веером хвосты цвета меди спесивые дрофы. Обольщая своих избранниц, петухи-дрофы нетерпеливо раздували шеи, лихо запрокидывали головы и страстно закатывали глаза. Наконец, стремительно распахнув крылья, обнажали «невестам» нежную белую опушку. Райские игры…
Зорко высматривал добычу царский сокол. Нет, не по силам ему такая крупная дичь. И он развернулся к скалам, где ютится-прячется дичь помельче. Но тут со стороны гор заклубилась пыль на дороге, послышалось ржание лошадей, стоны женщин и детей. Появились оборванные всадники на изнурённых лошадях, тяжело спешились и повалились ниц в дорожную пыль, громко благодаря Духов, что помогли им вернуться из джунгарского плена[5] на родные берега.
Почтенный старец Кечемей, мудрый предводитель рода, повелел установить юрты, а сам с трудом поднялся на вершину небольшого холма у реки, огляделся по сторонам и, выбив на ладонь из старой пеньковой трубки остатки табака, подкинул вверх едкие табачные крошки и просительно прохрипел: «Примите, Духи гор и леса, нашу жертву, ибо хоораи просят вас о защите и милости». Спустился к юртам удручённый, ибо понимал, что слишком скудным было его жертвоприношение для благосклонности «хозяев» этих мест. И вдруг приметил в небе сапсана, возрадовался и тайно достал из-за пазухи сизого голубя. Быстро привязал к лапке птицы алую ленточку, поцеловал влажный клюв и подкинул птицу в воздух. Негодующим взглядом провожали его измученные голодом взрослые и дети: «Как так? Еду утаил. Или с брюхом старик не дружит?»
Молнией ринулся на жертвенного голубя сапсан, сбил его когтистыми лапами, на лету оторвал клювом голову, отбросил и цепко понёс трепещущее тельце в своё высокое гнездовье. А на землю, рядом с худосочным парнишкой, вдруг упала в траву окровавленная головка сизаря. Не успел малой сцапать нечаянную милость небес, как на него ястребом налетел старец, резко выхватил добычу, развернулся к реке и бросил жертвенный кусок в тёмно-изумрудные воды реки.